Содержание Журнальный зал

Дмитрий Румянцев

Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2009

. . .

Вот рисунок обычный. Художник-враль
поместил здесь: церквушку, овраг, жнивье,
сельский клуб, жигуль, мужика с ружьем.

А за сценой — бренчит рояль.

Куропатка ли крикнет.
И, сделав крюк,
Эльма лаем зайдется, пропав в кустах.

За картиной — стена. Или русский Бог.

Пусто: чай, не Москва!

. . .

Порхает синица: опустится — в небо уйдет.
И где помещается воля? Крыло, оперенье,
немного тепла — вот и все. Но какое терпенье!
И сколько труда прилагает небесный народ:
здесь — пекло, там — холод, порывистый ветер и град.
Нельзя зазеваться, нельзя оглянуться назад.
Нерайская птичка: чуть вправо, чуть влево — и ад!

Здесь — пропасть, там — пасть. Но откуда берется тогда
свечение ровного пламени в каждой пичуге?
Ведь это они, залетав во дворцы и лачуги,
твердили о том, что Небесные есть Города.
Откроется звездная бездна. И будет незрим,
другим измерением задан, Иерусалим.
Но теплится свечка-синичка в горячей ладони.
Рябиновый куст разгорается, неопалим.

НА КРЕЩЕНЬЕ

Капель и солнце. Все-то лужи — всклянь.
Там — воробей, там чистит перья голубь.
Ты в оттепель залезешь в иордань,
и что с того, что это просто — прорубь.

А над водой в мороз растет дымок,
три дни висит безвидный дух. Обидно! —
Пустейший пар. Но даль при слове Бог
становится другой. Неочевидной.

Н.С.ЛЕСКОВ. ИЗЛОЖЕНИЕ

Труды и дни. Трамвайное депо
в рабочем гуле, в масле. В перерыве
пройдется пятерней в вихрастой гриве
левша Алеша. Двери занесло.
Зима. И коченеет в перспективе
ведро, а в нем — опилки и тесло.
Прижав блоху ногтем, он смотрит вдаль,
и слов таких не выдумает Даль.
А на окне: Тоскана. Берег. Взгляд
дивится кипарисам, южным грозам.
— Весной душа оттает! — Ох, навряд!
Левша Алеша, под ногтем мороза
сотри со скул слезу метем-психоза.
Кто не рискует — пьет денатурат?
Ворона ходит по небу, как грач.
Листает пухлый справочник главврач.

НАТАША

I.
Субботним вечером, пустым, как мысль о Боге,
приводит мальчика, и раздвигает ноги,
и в омут падая, зажмуривает веки:
так начинается презренье в человеке —
слепым зародышем проснувшись в теле голом,
любовью, взятой унизительным глаголом.
II.
…Косится в зеркало на девку, на оторву,
и тошнота, как слезный ком, подходит к горлу.
“Вот раздобрела! — как Венера, как Матута.
Какое пузо!” Но отыщется минута:
и станет стыдно, и захочется одеться,
когда почувствует внутри — второе сердце.

НАД РЕКОЙ

Душа — как утро в камышах,
когда, бродя в рассветной балке,
я вижу, как летают галки.
Так тихо, что расслышишь шаг

любой. И, глядя на ладонь,
увидишь там: холмы, деревья,
как на бугор ползет деревня,
как ива смотрится в затон.

И довечерняя звезда
там тоже есть. И крик животных.
И ряд столбов высоковольтных,
и блеск грозы на проводах.

Судьба. И по ее подобью
равнина темная легла.
Но подчиниться не смогла
ей стрекоза — в луче — над Обью.

И что в прожилках этих крыл
я упустил?
Следующий материал

Владимир Козлов ТРУД Герою нечего сказать. Ему хватает мало знать. Герой копает огород. Он слеп, как крот. Он штыковой лопаты раб. Он ее не выбирал. Он, не умея быть другим,...