Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2009
ПРОРОК
доступных и прозрачных слов,
лишенных наименьшей примеси
дождя, тумана, облаков”, —
так он сказал мне полушепотом,
выглядывая из воды,
которая клубилась облаком
от дольней лозы до звезды,
которая взошла бестрепетно,
как только o╢тдал он концы,
которые держал уверенно
в руках, подобно Лао-цзы,
который промолчал бы холодно,
в том месте, где он произнес
свою филиппику задорную
и трогательную до слез,
которых проливать без повода
до тошноты он не привык,
а тут — схватил себя безропотно
и вырвал грешный свой язык.
. . .
долу голову ко дну,
грех бессвязный вавилонит —
четверть силы на кону;
бледный конь при всем народе
хочет по небу взлететь:
во аду ли, в огороде,
вполовину ли, на треть —
не унять вины ванильной,
переспелой в аккурат
к распродаже половинной;
колет, рубит всех подряд
клон румяный, бес опасный —
легионом золотым
искривляет взор атласный:
где ни тына, там алтын;
…погляди: из грешной глины
взрос бааловой главой
хьюго босс неумолимый,
хьюлетт-паккард вековой
. . .
И вот завеса в храме раздралась надвое
Мф. 27, 51
(интеррe╢гионa╢льбан удобный, зеленый такой),
в третий раз расскажу, как — насыщен туманною манной —
пропадал, оживал и опять умирал под пятой
Поядавшего пламя — народ, пересозданный дважды;
как, увидевши Край, — Краснолицый в сомненьях упал
на лице свое и на одежды, и влажный
рот разинул в одном из Господних зеркал,
обращенных к земле мимо ангелов, мимо проклятий,
огибая пророчества, Силы минуя, и вот
усомнившийся гибнет, и серое, пыльное платье,
подминая под спуд, на лице свое присно падет;
просто в линию вытянуть эти прирейнские плесы,
только Мюльхайм и Дуйсбург оставить в покое лесам —
и пустой горизонт резедою сырой отзовется,
и завеса — на две половины взлетит к небесам.