Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2008
ЧЕТЫРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
1.
И — месяц Цезаря — мне август улыбнулся…
Мандельштам
Стихи любимые припомню без запинки.
Но месяц Цезаря не август, а июль.
А что до профиля, то никакой горбинки.
У Гая Юлия ее в помине нет,
И нет у Августа с его нарядной челкой.
Скульптурный римский мне так нравится портрет,
Стихи счастливые с ошибкой ли, обмолвкой.
Во сне приснились ли, явились наяву ль,
С их осторожною хвалой Октавиану?
И все же Августу я предпочту Июль,
Лесными пчелами гудящую поляну.
В июле солнечно, в июле горячо,
Душица с клевером еще цветут в июле.
Как будто руку нам диктатор на плечо
Кладет, чтоб мы его тайком не обманули.
Его уверенность бессмертная в себе
Из раскаленного того же матерьяла,
Что зной полуденный на каменной тропе, —
И милосердие, быть может, диктовала.
2.
Путеводное солнце в судьбе:
Так был Цезарю предан десятый
Легион, как я предан тебе.
Те в Британию по морю плыли,
Через Рейн углублялись в леса.
Ты слепишь в своей славе и силе
И в России творишь чудеса.
Как стихи отражаются в реках,
Занимают легко города,
На висках оседают и веках,
Проступают в цветенье куста!
Отблеск их и на елях заметен,
И на соснах кору золотит.
Нету варварства в солнечном свете,
Нет провинций, никто не забыт.
3.
Он книжки над водой держал в одной руке, —
Так пишут Аппиан, Плутарх и остальные
Историки, а плащ оставил на песке,
Бог с ним, с плащом, пускай пурпурный достается
Врагу, зато его записки спасены,
А в них — труды и дни, походы полководца,
Превратности судьбы, подробности войны.
Мне нравится здесь все: и верный этот выбор
Меж словом и плащом, и гладкая вода,
Как скатерть без морщин, и то, что он, как рыба
В воде, так долго плыл и точно знал куда.
Слова имеют смысл, слова всего прочнее,
Не гаснет их узор, не блекнет их канва.
А плащ, что плащ? Истлел, сначала пламенея,
Потом едва светясь, ни пурпура, ни шва.
4.
Он ответил: самый неожиданный!
Я не знаю, так ли это. Тучи
Медленно сгущаются, раскиданы
По небу — и привыкаешь нехотя
К мысли о грозе: тускнеют горы,
Тени по морской бегут поверхности,
И ведутся глуше разговоры.
А случись внезапно то же самое:
Грянь гроза, как выстрел у подъезда,
Расступись земля могильной ямою,
Распахнись бессмысленная бездна,
Окружи предатели, преследователи,
Он и умер так: подкралась банда…
Надо было бы спросить у Кеннеди,
Может быть, у Франца-Фердинанда.