Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2008
* * *Ребенок смотрит из окошка
На мир и видит всей душой,
Какой он все-таки большой!
Вот в облаке свирепой пыли
Летят, шурша, автомобили.
Вот гневный тополь вековой
Шуршит, глотая пыль, листвой.
А вот у мусорного бака
Стоит дворовая собака
И, от обиды вся дрожа,
Глядит на важного бомжа.
А вот, печальна, как разруха,
Бредет столетняя старуха
С клюкой отважной и с горбом,
С улыбкой на лице рябом.
А рядом девушка проходит,
И дождь идет, но не уходит.
А мимо гроб пустой несут —
Такой вместительный сосуд!
Гроз не бывает. В небе голубом
Висят шары напыщенного зноя.
В них пальцем ткнешь — они тотчас — бабах! —
И лопнули. Горячий жир течет
На сковородку жирную асфальта,
Чтобы поджарить не успевших в тень
Нырнуть прохожих. “Прямо ад какой-то!” —
Бормочет бодрый и сухой старик,
Смиренно выползающий из недр
Молочной лавки — у него под мышкой
Литровая бутылка молока.
Свободною рукой он утирает
По трещинам морщин бегущий пот
И вновь бормочет: “Что же летом будет?!”
А то и будет. Скиснет молоко.
Трава сгорит, а реки обмелеют.
А старика, обиженного на
Природу необузданную, хватит
Инфаркт. А после, ровно в полночь,
Ко мне в окно влетит багровый шар —
Из тех, что не успели лопнуть, — и,
Мерцая, популярно объяснит,
За что нам это Божье наказанье.
Вспоминаю пышный закат,
Где собаки облаивают соловья
И оплакивают цикад,
Где плоды налитые грозно висят
Головами твердыми вниз,
Где звезда, упавшая тихо в сад,
Тут же вспархивает на карниз,
Где луну можно взять, как яблоко, в горсть
И отжать, чтоб сделать вино,
Где вселенная, словно незваный гость,
Робко-робко стучит в окно.
Положение во гроб.
Крик нахальный петушиный,
Бомж, раздавленный машиной.
Черная платана тень,
Полнолунье третий день.
И арбуз желает треснуть —
Как при этом не воскреснуть!
На осенний небосвод:
Дождь идет, плывет икона,
Рядом девушка плывет.
Хорошо так проплывает,
Машет весело хвостом,
Грудь игриво прикрывает,
Подмигнув тебе при том.
На балконе скачут кони,
Тут же голуби парят
И растерянной иконе
Ничего не говорят.