Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2008
…ТАК, ОНАу нее такая нежная кожа,
ее мучают страхи, сушняк, головные боли,
она предрасположена к алкоголю,
он встает, ежась от холода, проходит в кухню,
возвращается, приносит ей воды,
она пьет, стуча зубами о край стакана,
в окне зима, из облачного кармана
выглядывает одинокий лучик звезды.
Ее уже показывают по второму каналу,
ей звонят какие-то незнакомые люди,
она плачет, говорит, что больше не будет…
Он думает, — боже мой, если я умру
первым, на кого я ее покину,
кто ей сварит кофе, укроет спину,
она засыпает только к утру.
Здесь у нас если и можно выжить, то лишь вдвоем,
взявшись за руки, глядя в черный дверной проем,
в пламенеющий окоем…
Он думает — надо бы позвонить одному своему другу,
поговорить насчет нее. Она во сне
плывет по зеленому лугу…
Он, наверное, выживет, потому что нужен,
ибо все мы от тех зависим, которым служим,
она — потому что его сильней.
Что ей земная слава, ледяная эта дева,
если ей надо удержать его на краю распада,
ибо если бы она не маялась, не плакала, не опять за свое,
не ходила налево,
он бы глядел во мрак и не отводил взгляда.
он видит:
сколоченный из досок
на веранде
стол под старой клеенкой (все той же),
смех, голоса,
конус света, падающий наискосок,
кто-то звякает ложкой,
над вареньем гудит оса,
и вечерняя птица устраивается на ночлег.
А он идет по дорожке меж мокрых смородиновых кустов,
он идет и идет по дорожке меж смородиновых кустов…
А ему с веранды кричат, поглядите, кто к нам пришел!
Проходи, кричат, скорее, ужин готов,
все остынет! Тормошат, целуют, наливают чай,
как он любит — две ложки сахара, кипяток…
Как ты? Что ты? Брось, какие твои года!
Боже мой, он думает, до чего ж хорошо,
надо было приехать гораздо раньше, еще тогда…
Но внезапно по кронам проносится вроде бы вой,
или гул, чуть слышный, или просто такой шепоток,
но все продолжают беседовать, только улыбки
становятся какими-то напряженными, неестественными, и он, уже зная,
все-таки поднимает взгляд и видит над головой
небо в расползающихся дырах,
пульсирующие звезды,
какие-то светящиеся шары….
И тогда он в ужасе зажмуривает глаза.
…И тогда
он видит белый домик на солнечной стороне,
под черешней, флоксы, золотые шары,
пчелы, разомлевшие от жары,
видит знакомую тень в полуоткрытом окне,
и сердце пропускает один удар.
На террасе сидит приятель, умерший в позапрошлом году,
выглядит как обычно, машет ему рукой,
улыбается… всюду такой покой,
что-то свистит тихонько в роще или в саду,
в огороде растет петрушка, укроп, шалфей,
на дорожке сидит бабочка-махаон,
он думает — до чего же хороший сон,
но вдруг понимает, что не может проснуться. Он
пытается пошевелиться. Воздух, точно вода,
или, вернее, точно кисель
вязок и облепляет со всех сторон.
Он последним усилием раздирает липкую взвесь,
дверь открывается. На пороге стоит она,
видит его, вроде бы хочет что-то сказать, но, покачав головой,
снова скрывается в доме.
Только тогда
он просыпается.
Весь в поту.
Но живой.
* * *
1.
Этот человек мертв
Он лежит на речном дне
Белый и зеленый свет
Поселился на глазном дне
Проплывает над лицом мост
Небеса горят точно спирт
Как жемчужина его мозг
В коробчонке расписной спит
Человеку снится сон
Он встает посреди реки
Под кроватью прячется сом
Лилия растет из руки
Вниз головой костер
Остывает в реке
Панцирная рыба осетр
Пляшет в котелке
Под ногой качается мост
За мостом качается лес
Времени у него в обрез
От первых до последних звезд
2.
Рыбак рыбака
Видит издалека
Передает по кругу
Бутылку с мутной брагой
Что они рассказывают друг другу
Слышит только сом под корягой
И слава богу
Ватники в рыбной чешуе
Мазуте песке
Бакен плывет не трогаясь с места
Белый зеленый красный огонь горит
Один прикуривает заслонясь от ветра рукой —
Йопт — говорит
— Кто это там такой?
Что это там такое?
3.
А вокруг все расцветает как город-сад
Словно тридцать тысячелетий тому назад
Волосатые папоротники хвощи
Трицератопсы махайродусы кто там еще —
Человек в плаще
Говорящий на вымершем языке
Его босы ноги стоят в песке
Лилия прорастает в его руке…