Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2008
* * *Как незаметно там текли
В час по секунде
Дни земли.
Другого сердца. И во тьме
Как будто мостик образован
От носа времени к корме.
И по нему идут обозы,
И те, кто не в своем уме,
Везут засушенные слезы,
Везут какао и бобы,
Приспособленья для ходьбы
По водной глади. Мелочовку,
Необходимую в быту.
Расположившись на ночевку
В крови твоей, в моем поту.
Мы возводим свое одиночество.
И отвесом нам служит петля
С грузом опыта страхов игрушечных.
И строительный слышит ракушечник,
Как шумит в его легких земля.
То, как вписаны наши наружности
В потаенного мира окружности,
Сообщает, с грехом пополам,
О диаметре общей ненужности
Применительно к полым телам.
Дождь, сползающий цельными стеклами,
Отрезает пространство от около-
Световых скоростей бытия.
И мы чувствуем разницу в цоколе
Между ты-переменной и я-
Постоянной. И в стены утоплены
Бытовые фрагменты двора.
И удары судьбы уподоблены
Созидающим вздохам копра…
Получив золотое сечение,
Мы не примем его назначения.
Отчуждение, словно леса,
Одевает растущее здание.
И последний источник питания
Это птичьи окрест голоса.
Край воздуха за уголок —
И небо сбросила со стула,
Когда нечаянно вдохнула
Весь свет, как войлок из баула,
Весь вакуум, как шерсти клок.
Окормляя зеленую паству
Благодатью молитвенных вод,
Перед постригом долгую требу
Отслужило холодное небо,
Обходя по дуге небосвод.
Литию заказав по утилю,
Неживую листву приютили
Желоба водостоков в скитах.
А живых, отнесенных к скитальцам,
Сосчитать можно было по пальцам
На холмах, черепахах, китах…
А стучала ли по дереву, неведомо.
Заполняю ее пением графу
И не знаю, что за этим воспоследует.
Пусть особым способом письма
Пачкают листву на птичьем саммите,
Может быть, одна сошла с ума
И, ликуя, бедствует без памяти?
Может быть, рассказывает нам
О себе, о нас. Свои способности
Применяя к лучшим временам:
Прошлое, подобно валунам,
Двигает, царапая подробности.
Может быть, под песни крикуна
Летопись меняется и письменность.
Трели эти, словно семена,
Засевают будущего низменность.
Может быть, он режется, резца
Коренной заменою молочного,
Разрывая десны дня восточного
Западным строением лица.
Он поет, сгоняя говорок,
Что жирок, нагуленный под грушами
Птичьими общественными душами.
Ухо прижимаю, как тавро,
К дереву и, выжигая, слушаю.
Слушаю, как звуки, перейдя
Болевой порог, свою чувствительность
Проливают каплями дождя
На неподтвержденную действительность.
Слушаю, как лопается дерн
От несовпадения с поверхностью,
Кукурузой замысла в попкорн
Исполненья — песенной размерностью.
Слушаю из птичьих потрохов
Ветром донесенное прочтение
Новых человеческих грехов
Крошками овсяного печения.
Слушаю последний монолог,
Первым сообщающий окрестности,
Что душа, попавшая в силок,
Бьется над разгадкою телесности.
Подбираю черное перо
И макаю в левый глаз слезящийся.
И положенного вдвое дольше длящийся
День темнеет, словно серебро…