Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2008
ДЫМЫМышкуют тонконогие дымы,
Бегут по небу хитрыми песцами.
Лишь туча спрячет солнце под язык,
Как снадобье сердечное старик, —
Скрипит мороз стеклянными резцами.
Куда ни глянь — снега, снега, снега,
Тягучи, точно патока-нуга.
Бескрайние, безмолвные альковы.
Ленива речь, и как река — мертва,
А подо льдом искристая плотва
Еще никем не пойманного слова…
ПОКА ВИВАЛЬДИ
Пока Вивальди сердце пилит —
Субтильный снег летит, где хочет,
Вздыхает ветер, точно филин.
Пока Вивальди сыплет стружкой,
Пока колдует над пассажем,
Влюбились мы — дурак с дурнушкой,
Но никому о нас не скажем.
Пока маэстро строит козни,
Мешает звуки в хрупкой склянке,
Октябрьский воздух все морозней:
Пора вострить коньки да санки!
Ты не находишь, стали зыбки,
Как будто выцвели, — пейзажи?
Ах, это, друг мой, скрипки, скрипки,
Мы никому о них не скажем.
НА УРОВНЕ ЛАСТОЧЕК
Висит небосклон, беззаботен и чист,
Висит небосклон, благосклонен,
Светило катая в ладони,
Как будто по блюдцу с лазурной каймой,
А мы, позабыв о юдоли земной,
Лежим на российской равнине,
Вплетенные в запах полыни.
Лежим и глядим в голубой небосвод,
Как в нем невесомое время плывет.
А ежели будем как дети,
То, может, оно не заметит
В цветочном ковре — свысока? с высоты?
Подумает, может, мы тоже — цветы
С обычной цветочной судьбой:
Стеречь небосвод голубой.
ЭЙФОРИЯ
Будто вовсе не летали, не парили,
Не барахтались на облаке румяном,
Ни жасмином не дышали, ни шафраном.
Не осталось ничего от эйфории,
Непонятно, что такое натворили.
Дули на воду, о будущем радели,
Облака над горизонтом поредели…
Солнце медное вытягивало тени,
Незаметно холодело в средостенье.
Лес щетинился ветвями, вороненый, —
Частый гребень, Василисой оброненный.
Выдували стеклодувы лед узорный,
Одарили зеркалами люд озерный —
Водяные щеголяли сединою,
Похвалялись чешуею слюдяною.
На карнизах нос повесили ледышки.
Снегопады разбазарили излишки.
Не осталось ничего от эйфории,
Точно в стужу наши души отворили…
ЧЕЛОВЕК
По блестящей проходился мураве.
Проходился, как родился, нагишом,
Мураве он приходился мурашом.
Человек о голове и двух ногах
Несвободный, точно речка в берегах,
Где пескарь сверкает боком слюдяным.
Пескарю он приходился водяным.
Человек о двух ногах и голове
Сокрушался о небесной синеве,
Да макушку частым дождиком чесал:
Отчего же не пускают в небеса?
Человек о двух ногах и голове
Не напрасно тосковал по синеве,
Не напрасно проходился босиком:
Синеве он приходился мотыльком…