Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2007
. . .
Скороспелки, скорострелки,
сигаретные стрелки,
не латышские стрелки.
Посиделки и побелки.
Ниши — банные полки╢.
Все по полочкам, по полкам,
по сусекам, по углам, всем сестрам,
строчки — словно кривотолки,
хлам или металлолом.
Лишь блеснет зарницей воли,
рыб таинственной блесной
слово-перекати-поле
и исчезнет за сосной.
За закатом, за долиной, за кордоном,
за всех нас.
Так живем мы, еле живы.
На свой риск, на чей-то страх.
Не погас пока, однако,
в той усадьбе огонек.
Ничего ведь и не надо.
Просто, если повезет,
потирая тайно руки, загрустишь,
уйдешь в себя.
И за тем окном — ни звука,
лишь полоска исчезает,
голубея, белая.
. . .
Вам не увидеть знаменитой Петры,
твердил Шин-Бет, граница на замке.
Сухие обжигающие ветры
летят на запад. Выйти налегке,
присесть на древней площади в Наблусе
и, глядя в апельсиновый шербет,
рассеянно ответить: да, я русский.
С акцентом вот не справиться вовек.
И сев в такси на пыльной остановке
автобуса, идущего в Хеврон,
почувствовать привычную неловкость:
такой же я, как вы. Но все же он
пойдет домой по узким пререулкам
в прохладный двор, где сушится белье.
Там в сумерках шаги бездонно гулки
и муэдзин на площади зовет.
До ужина с зеленым документом
зайти поставить лунную печать.
Музей и лавка, почта, свалка где-то.
Там глухо с незапамятного лета
гробницы почерневшие молчат.
ЧАСОВЩИК
Там часовщик в своей берлоге
подводит вечные итоги,
и тикает нутро часов.
Его бессменная свобода,
его без возраста черты
напоминают мне о чем-то,
что я давно уже забыл.
Когда-то я здесь пиво пил
и в ближний парк гулять ходил.
Скорей всего, китаец он
(а не кореец, не японец),
но из провинции далекой.
Мычит на странном языке,
и ing’а гул в гортани донной
плывет на темном языке,
верней, не выйдя из гортани.
Когда-то я там рядом жил,
любил, дружил, потом уехал.
Китайца вижу много реже,
часы другие приобрел.
И их чиню теперь в другом,
не азиатском, новом, чистом,
аптечном, хинном и искристом,
обычном заведении.
Но иногда я проезжаю,
приторможу, гляжу: вот он,
согнувшись низко и безмолвно,
корпит неумолимо долго
над скорлупой моих часов.
Тот мой заказ давно просрочен,
мной не получен, в срок не сдан.
Китаец мой сосредоточен
и в вечный бой идти готов.
А я — в китайский ресторан.