Вступительная заметка и перевод с азербайджанского Ниджата Мамедова
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2006
ШАГ В НАСТОЯЩЕЕ
(азербайджанская поэзия “новой волны”)
В отличие от некоторых других советских республик, в прежнем Азербайджане практически не было диссидентской, неподцензурной словесности*. Кроме всего прочего, соцреализм, по сути являвшийся своего рода романтическим экспрессионизмом, наложился на царствующий еще со времен средневековья в азербайджанской литературе специфический гибрид символизма с романтизмом и сентиментализмом, и слияния всех этих начал оказалось более чем достаточно, чтобы вновь, на семьдесят с лишним лет, погрузить азербайджанскую литературу, и в частности поэзию (кстати, прошедшую школу реализма в лице Хагани Ширвани еще в XII веке), в необремененную экзистенциальной рефлексией дремоту.
* Хотя отдельные исследователи готовы причислить к таковым импровизационный поэтический поджанр в размере аруз — “мейхана”, характерный для бакинской и, шире, апшеронской субкультуры.
Но после обретения независимости в Азербайджане начинают появляться первые свободные от сна, трезвые литературные силы. Среди них следует выделить четверку поэтов — Гамида Херисчи, Расима Гараджа, Мурада Кёхнегала и Азада Яшара, основавших в 2001 году Общество Независимых Писателей, вокруг которого группируется большинство “новых” авторов. С 2002 года издается печатный орган ОНП журнал “Алаторан”*, — в принципе, самое актуальное ныне литиздание в Азербайджане.
Замечу, что “новая волна” в данном случае — довольно широкое и условное определение, включающее как модернистов, авангардистов, так и постмодернистов. Главная отличительная черта ее представителей в том, что они создают литературу в ее западном, а не восточном понимании**, т.е. это такие авторы, для которых выражение “эстетика — мать этики” не вызывает сомнений:
* “Сумерки” (азерб.).
** Арабское слово “эдебиййат” — т. е. “литература”, вошедшее в азербайджанскую и турецкую лексику, происходит от корня “эдеб” — “этика”, “нравственность”.
В буквах есть красота…
может, ими следует писать
лишь стихотворения,
может, написанные буквами
все остальные письмена —
алфавитов оскорбление…
Автор этих строк — 45-летний поэт и прозаик Гамид Херисчи — главный идеолог “новой волны”, повлиявший на многих молодых ее представителей. Перейдя от модернистской поэзии к постмодернистской прозе, Г.Херисчи, выпустивший ныне первый том своей эпопеи “Некролог”, — писатель международного масштаба, писатель, который и в прозаических своих экзерсисах продолжает оставаться поэтом с четким чувством ритма и мастером “музыкальной” полифонической композиции.
Заслуживающую всяческих похвал работу по наверстанию всех упущенных азербайджанской поэзией “измов” проделал Азад Яшар в изданном в 2003 году сборнике “Все и никто” — она вышла под девизом “От баяты до постмодерна. К новой странице!”. В предисловии к этой книге А.Яшар пишет, в частности, что считает постмодернизм “истинным путем выхода для нашей литературы, все еще переживающей замешательство после “SOSреализма””.
Однако поэты “новой волны” активно борются против всех клише. Они выполняют очень ценную сейчас работу по созданию “океана родного языка”. Под этим выражением подразумевается очищение языка изящной словесности от засилья штампов соцреализма, классической и народной ашугской поэзии путем иронической деконструкции языковых, формальных, идеологических клише (мишенью разрушающей иронии становятся одновременно и специфические, чаще неприятные черты азербайджанской ментальности), а также осмысление азербайджанского языка в общем контексте тюркских языков. В качестве ведущих представителей этой линии “чистильщиков” можно назвать Мурада Кёхнегала — мастера катарсического смеха, поэта-эпатажиста Алекпера Алиева, отчасти — Заира Азамата, главного редактора газеты “Kitab.net”* и других. Предметом их текстов становится многое: реклама, поп-песни, штампы обывательского сознания, проводимая государством политика, обильно разлитый на страницах многих газет и “художественных” произведений утрированный патриотизм и т.д. Достаточно ярко это отражено в творчестве А.Алиева, недавно выпустившего нашумевший сборник “Я — подлец”, где он персонифицирует свое лирическое “я” в травестированный образ “великомученика”, принимающего на себя все беды и грехи народа, обличающего себя как “единственного подлеца в Азербайджане”; но через подобное “приятие” получает прямой доступ к отрезвляющему наставлению на “путь истинный”.
* “Книга.net” (азерб.).
Активно развивается и так называемая “женская” поэзия в лице таких молодых — 23—25-летних — авторов, как Нармин Кямал, Севиндж Перване, Гюнель Мёвлуд. Хотя эпитеты “женская”, “феминистская”, употребляемые критиками и читателями в адрес их стихотворений, на мой взгляд, несколько поверхностны, утрированы (кстати, в азербайджанском языке, как и в английском, отсутствует грамматическая категория рода). В их вещах, кроме естественного сугубо женского мироощущения, содержится также изрядная доля социального и метафизического “посыла”, выраженного к тому же добротным, интонационно и ритмически богатым верлибром:
Школьники-прогульщики делящиеся первой сигаретой
лицеистка ощутившая вкус первого поцелуя
ругань на партах
приплюсованные любови на стенах
надкушенные пирожки на подоконниках
не подчиняются Министерству Образования
(Нармин Кямал)
…когда кто-нибудь умрет
побросав его одежду в кучу не плачьте отныне
поверьте — все эти вещи, фотографии, причитания
неудачная декорация к смерти
мама, лицо смерти как сырая стена
штукатурку она не берет да
и сама жизнь неудачная пародия
на прожитое до нас…
(Гюнель Мёвлуд)
Поэты “новой волны” в истинном смысле этого слова — дети эпохи независимости, хотя некоторые из них — Р.Гараджа, Г.Херисчи, М.Кёхнегала, А.Яшар — пишут еще с 80-х годов (писали, но не публиковались!). Может быть, именно это диктует им фактуру — свободный стих, причем свободный по-настоящему: отсутствует метр, рифма, но ритм есть. Замечу, что азербайджанской критикой и литературоведением целая группа авторов, начиная с Расула Рзы (с 30-х годов XX века) и далее, включая сплотившихся вокруг него Ф.Годжу, Ф.Садыха идр. (с 60-х годов), условно именуется “верлибристами”. Однако этот термин применительно к их творчеству употребляется не совсем правильно с литературоведческой точки зрения, ибо их вещи, как правило, не обходятся без рифм и довольно ясно ощущаемой силлабической структуры.
Многие из “новых” знакомы с силлабикой и арузом не понаслышке, но все же используют эти формы в подавляющем большинстве случаев лишь в ироническом ключе. По словам основоположника азербайджанского поэтического минимализма Расима Гараджа, “традиционный стих раз и навсегда завершил свою жизнь в азербайджанской литературе, приступающие к поэтическому творчеству молодые авторы, можно сказать, уже не обращаются к традиционным формам, а те, кто обращается, ощущают на себе иронию окружающих”. Вот что по поводу стихотворений Мурада Кёхнегала, созданных в классической просодии и вошедших в его сборник “История с яблоком” (2002), пишет критик Асад Джахангир*: “Гошма и герайлы М.Кёхнегала, где полностью восстанавливается архаичный лексикон и эстетика, могут быть охарактеризованы как постмодернистская реконструкция ашугской поэзии, а образцы, названные им “тяжелыми стихами”, — реконструкция романтической поэзии. Его же стихотворения, поименованные им “вольными газелями”, выражают саркастическое отношение человека 20 века к понятию “божественной любви”, составляющей становой хребет классической поэзии; стихи, задуманные как пародия на классическую диванную поэзию и на известные тексты, созданные в советский период (С.Вургун, М.Мушфиг идр.), — суть деконструкция и в формальном, и в содержательном плане стереотипов советской поэзии…”.
При попытке ответить на вопрос: “где же корни “новых”?” на ум естественным образом приходит ответ — везде и нигде, в самой жизни, воспринимаемой ими в неразрывной связи с творчеством. По сути, это поэзия первооткрывателей, закладывающих здоровую традицию для последующих поколений. Например, цикл “Вещи” Расима Гараджа, — это поэзия Адама**, открывающего и именующего мир, обладающего даром давать названия вещам, отчего те — чудеса иногда случаются! — могут сами вещать, раскрывая свою суть, заложенную в них “тайну присутствия”.
* А.Джахангир. Полтора тысячелетия. Взгляд на историю азербайджанской поэзии. — Литературный Азербайджан № 6/2005.
** Кстати, слово “адам” в азербайджанском языке, кроме известного всем библейского значения, имеет также общеупотребительное значение “человек”.
То, что сейчас происходит в азербайджанской поэзии, на мой взгляд, “рифмуется” с процессами, проходившими в латиноамериканской литературе прошлого века. Тогда тоже литература, казалось бы, без корней утвердила новую традицию, причем смогла перешагнуть национальные, языковые барьеры и стать частью общемировой.
Азербайджанская поэзия “новой волны” стремится к тому же, и здесь, конечно же, огромную роль играет перевод как процесс, благодаря которому и возникло понятие “мировая литература”. Приведу слова Акшина — одного из лучших и перспективных поэтов “новой волны” — насчет корней, влияний и т.д.: “Я вырос в деревне. Раньше рисовал. Занимался литературой в иной форме. Затем понял, что из меня не выйдет не то что художник, но даже маляр. Стал записывать свои мысли. Мне кажется, я знаю, что и как писать, этого мне хватает. По-моему, самый лучший текст — это тот, где, например, 70-летний процесс старения человека выражен семью предложениями. Я пишу спрессованные тексты… Азербайджан такая страна, что здесь ты сам должен написать ту книгу, которую хочешь прочесть, сам должен сочинить или хотя бы пробурчать себе под нос музыку, которую хочешь послушать. Я пишу то, что мне хочется прочитать. И поэтому на меня больше Корана, Кафки, Гегеля, Толстого, мировых шедевров, повлияли конь, на которого я садился в деревне, буйволица, которую я пас, пес, забросанный мною камнями, ворона, гнездо которой я разорил…”
И самое главное, поэты “новой волны” привнесли наконец-таки в азербайджанскую поэзию то, чего ей так давно не хватало. А именно — очень мощный заряд трезвости, ощущение реальности, если не реализма, способности увидеть поэзию в сферах, считавшихся в восточной поэзии традиционно непоэтическими (чего стоит один лишь цикл “Вещи” Расима Гараджа!); показали и доказали, что настоящая поэзия не чурается “низких” тем и “низкой” лексики и что она и ее творец по определению должны быть свободны той свободой, которой не страшны ни физические, ни метафизические стены.
Ниджат Мамедов
Октябрь 2005
Акшин
Родился в 1978 г. Один из самых ярких представителей поэзии “новой волны”. Окончил магистратуру геофака Бакинского Государственного Университета. Автор сборников стихов “Рисунок слова “забывать”” (2002) и “До вашей эры” (2005). Лауреат нескольких национальных премий в области поэзии. Переводился на английский, узбекский, грузинский, турецкий языки.
ФИЛОСОФИЯ НА ДВОИХ, ЖИВУЩИХ В ГРАЖДАНСКОМ БРАКЕ
Сейчас я преступление, совершенное на улице Г.Гаджиева,
отчасти сбежавший и спрятавшийся убийца, отчасти покойник
в мертвецкой,
отчасти праведник, треплющийся в доме, где траур,
отчасти взяточник-следователь, отчасти испуганный свидетель,
отчасти нож, найденный на месте происшествия,
отчасти кровь, стекшая на улицу, отчасти улица со стекшей на нее кровью,
отчасти фотограф, с любовницы сняли, сюда привели:
снимая фотографии, что будут подшиты к уголовному делу,
отчасти трусливый сосед, якобы равнодушно проходящий через место
происшествия,
и отчасти корреспондент, наглый и бедный.
Я и себя убью с той же жаждой, с которой хочу убить другого,
я не родной себе человек
бутылка из-под вина на столе, дамская сумочка на табуретке,
пустая коробка от презервативов,
фотография трупа неизвестного мужчины в телевизоре и т. д.
все это пустое, главное —
жить, не переводя духа, на манер детей.
По-моему, человек состоит чуть-чуть из птицы,
чуть-чуть из цветка, чуть-чуть из собаки и чуть-чуть, допустим, из клопа:
человек, когда любит, — птица, когда спит — цветок и т. д.
На вопрос “кем является человек, когда убивает?”
ответит убийца, сознавшийся в содеянном преступлении
“Человек больше всего в детстве убивает других
детство — лицензия, выданная нам на убийство тех
кто слабее нас.
Истреблять мух и птиц, растаптывать букашек —
разве это не детские преступления?
убивать другого — детская страсть”
Я и себя убью с детской страстью
я не родной себе человек.
МЕСТЬ МОЕЙ БАБУШКИ
Однажды
моя бабушка кипятком из чайника
переморила муравьев проложивших дорожку по стене
отплатила муравьям за свою старость
Мою бабушку состарили муравьи расползшиеся по нашему дому.
Гамид Херисчи
Родился в 1961 г. Окончил филологический факультет Бакинского Государственного Университета. Главный идеолог азербайджанской литературы “новой волны”. Ведущий авторской передачи “Ночной канал” на телеканале SPACE — единственной интеллектуальной передачи на всем телепространстве страны. В настоящее время готовит к изданию 2-й том 12-томной эпопеи “Некролог”.
1995 ГОД. ТЕМНИЦА. НОЧИ.
СЛЕДОВАТЕЛЬ ДОПРАШИВАЕТ МЕНЯ.
Я НИ НА ЧТО НЕ НАДЕЮСЬ
В буквах есть красота…
может, ими следует писать
только стихотворения,
может, написанные буквами
все остальные письмена —
алфавитов оскорбление,
бесполезная починка
развалившегося ботинка,
преступления
и до и после свадебного пира —
кровные родственники нашего бренного мира…
Товарищ следователь,
снятые с меня показания
не записывайте буквами
в свою тетрадь,
возьмите мою долю из котла жизни,
чтобы людям раздать,
как на тризне,
уж если вы вошли в дом моей судьбы,
извольте там ботинки снять…
Не кричите!
не кричите…
Поймите,
все деревья — это постаревшие цветы,
остановитесь…
Теперь в мире нет дорог,
есть лишь улицы…
к чему приведут
все ваши обвинения,
в ваших словах долгих слогов парение?
если уподобить надевание платья из ситца
приготовлению к надеванию савана,
человек, как ни верти, отбывает наказанье в темнице,
не только обо мне это сказано…
Каждый человек (и Ева, и Адам),
каждый месье, каждая мадам
умирает, когда не в силах состариться,
может, лишь старение убивает смерть,
может, никто не умирает,
просто все умерщвляются…
Говорят, ваш начальник
взяток не берет, нет…
кутит
в селах, прикрепленных к этому городу,
как суффиксы…
Мне полагается восемь лет.
МАЛОСТЬ
Человек лишь уменьшает мир,
“Мухаммед” превращает в “Мамед”.
Дует ветер, будто бы хочет
в ритм аруза втиснуть весь свет.
На деревьях треснули вновь
граната сухие плоды,
лютая зима в руки взяла
правленья бразды.
И эта зима словно желает
мир укротить — потянуть за узды.
Длинный шнур кипятильника
под моими ногами
как змея нищеты…
Помнишь ли ты:
мне во Львове подарили Евангелие,
в Стамбуле Коран.
Помнишь ли ты:
мы азартные игры сочли
трагичным концом
детских игр,
смочили в воде наши метлы мечты,
что улицы Надежды
могли подмести,
но бессмыслица, разлитая в мире,
убила все наши желания,
малость — само мироздание.
Быстро тающий воск свеч любви
запачкал собой
все столы.
Человек желал
мечтать о величии.
…Все одежды, что я покупал,
мне вечно были малы.
В 90-е ГОДЫ, ВСПОМНИВ СВОИ ГРЕЗЫ 80-х, ПЕЧАЛЮСЬ
Наши карманы не для денег,
а для наших рук…
Вот что мы позабыли…
Куда катятся людские любови
на колесах обручальных колец?
Куда?
Надежда лишь на Бога,
в голове — так называем мы тела чердак —
переполох, бардак,
да и крошки,
не веря в чистоту мира,
натянули на книжки по две обложки…
Как же бессмысленны
всё те же разговоры,
фальшивые створы,
порожденные очками,
говоря между нами,
в какую родину, в какую храбрость верить?
Куда ни направим радиоантенны,
повсюду те же уродливые звуки…
Я здесь себе — даже через силу —
и иглой вырыл бы могилу,
лег бы,
вытянув ноги и руки…
Мурад Кёхнегала Гыпчаг
Поэт, прозаик, журналист. Родился в 1958 г. В 1990-м окончил Литинститут им. М.Горького. Один из основателей Общества Независимых Писателей Азербайджана, основоположник концептуализма в азербайджанской литературе. Выпустил две книги — сборник поэзии “История с яблоком” (2002) и сборник прозы “Штопальщик облаков” (2004). В настоящее время готовит новый сборник стихов. Повлиял на многих молодых представителей азербайджанской литературы “новой волны”.
. . .
Беженец из Губадлы — починщик ключей,
достав из железной коробки своей
“Гюлистан” Саади,
прочел нам оттуда.
Затем
поведал об ослах и козлах…
…К этой картине нужно добавить
и скрежет точила…
. . .
Сколько я ни махал рукой,
поднимаясь
на эскалаторе,
монгололицему малышу,
спускающемуся на руках у матери,
смотрящему назад
через ее плечо,
он не замечал меня.
О Боже, глазенки крошки
просто таращились на лампочки,
лампочки, лампочки…
Расим Гараджа
Один из лидеров поэзии “новой волны”, родился в 1960 г. В 1985-м окончил журфак Азербайджанского Государственного Университета. В 1991 г. основал первую в Азербайджане независимую литературную группу “Баджа” (“Дымоход”). В 2002-м выпустил свой первый поэтический сборник “Солнце о смерти”. Один из основателей Общества Независимых Писателей (2001), его председатель, главный редактор журнала “Алаторан” (“Сумерки”).
НОСКИ
желтоватые детские носки на бельевой веревке
точная копия
своего сладко спящего хозяина
не зная покоя
машут прохожим
БУЙВОЛ
рыбалка
ведь не только рыбалка
все это повод
главное
запах бензина
тарахтенье мотоциклета
ветреная погода
и еще
буйволы
преградившие путь у въезда в деревню
МИНА
вздрогнув
от рева человека угодившего в полночь
на мину
на поверхность земли выходят жуки
растерянно моргая смотрят вправо и влево
на людские дела
ЛЕС
через лес проходит наш путь
на время остановив автобус
пассажиры сходят
кто-то курит
кто-то зайдя за деревья
делает пи-пи
к тому же чтобы нагадить в таком месте
выбирают самое почтенное дерево
немного спустя мы отправляемся в путь
деревья смотрят нам вслед
и качают головой
РЫБАК
у этих рыбаков
в холодную погоду вставших до рассвета
и пришедших на берег есть своя вера
свои обряды
сидят на корточках на берегу
тихонько
находят в мире ином мелкие истины
и вытаскивают их на кончике своих крючков
БРИТВА
зная что выкину ее когда
затупится
она временами резала мне лицо
следы крови
на
мыльной
пене
ВЕЛОСИПЕД
велосипед окован цепью в коридоре
у него есть лишь один путь
выхода на свободу
ребенок
должен приготовить уроки
сделать то что говорит мать
затем у отца
начальника этой тюрьмы
получить разрешение
СОЛНЦЕ
солнце с фонарем в руках
как патруль желающий видеть
что происходит в мире
ходит кругами
КОРОВА
рыжая корова посреди дороги
даже не моргает на сигнал машины
вымя полно
в белесых пятнах на ее спине
карта ее коровьего мира
БОТИНКИ
женщина стирающая одежду
посреди двора
ботинки мужа надела
может именно потому
во всех ее движениях есть уверенность
и защищенность
ХУДОЖНИК
он явился с далекой планеты
даже названия которой мы не слышали
перепишет наш мир
все старые дома
покосившиеся балконы
этих отчаявшихся людей
присевших у стены
второпях в свою записную книжку
затем исчезнет
. . .
я столкнулся с жизнью
посмотрите-ка
распался на слова
. . .
в мире где столько рева
лучший способ заткнуть уши
это умереть
. . .
своим двадцатитрехлетним силуэтом я обвил
твое тело похожее на песочные часы
затем уложил на бок
эту женщину-часы
чтобы остановилось время —
ибо любовь в сущности — это нечто вне времени.
. . .
как рыба буду раскрывать свой рот
и это станет моим последним словом
Перевод Н.Мамедова