Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2006
. . .
Висит над прудом луна. Карп подставляет бок
холодному бледному свету. Вокруг мерцает вода.
Только Аленушка знает, как илистый пруд глубок.
Странно глядеть оттуда. Страшно попасть туда.
Зябко лежать на дне, прикрыв ладошкой лобок.
По лесу рыщет Добро, копошится в поисках Зла,
стучит по земле ногой, выгибает спину дугой,
запускает коготь под камень. Под камнем когда-то жила
какая-то мразь лесная. Теперь там кто-то другой.
Ворочается Иванушка у старой Яги в нутре,
похрапывает, сопит, уткнувшись в желчный пузырь.
Старуху тянет на двор. Но холодно во дворе.
Бесстыдно светит луна. Бредет слепой поводырь,
за ним — хромой богатырь. Березка в шершавой коре.
Тополь стремится ввысь. Дуб разрастается вширь.
Под луной на боку отдыхает зеркальный карп.
Под корягой лежит изогнувшись тяжелый сом.
На дне собирает Аленушка скорбный скарб,
чтоб выбраться на поверхность и забыть обо всем.
. . .
Желтая шляпа. Черная лента. Белый пиджак. Пенсне.
В похожей на медную лилию трубе граммофона
поет Шаляпин с шипением элегию Жюля Массне.
Революция продолжается. Как и война. Ненастье
застыло на подступах к даче. Приглядывается к врагам.
“Сладкие сны, дыханье весны, грезы, легкое счастье”.
Поздние хризантемы. Встречи по четвергам.
От калитки — тропинка среди стриженого жасмина.
Воронки из паутины вместо белых цветов.
На паутине роса. На лице — брезгливая мина.
“Знаешь, я боюсь пауков”. — “Вероятно, ужин готов”.
Беседка (греческий домик), увитая виноградом.
С поднятой чашей стоит мраморный Дионис.
Мужчины красные банты предпочитают наградам.
Перегнувшись, лоза безвольно свисает вниз.
Усики-завитки. Судьба затаилась рядом.
“Милый, я здесь, за спиной. Не веришь? Тогда оглянись”.
Нет, не оглянется, нет. Тянется вереница
малиновых облаков. Ресницы фильтруют свет.
Кто-то подходит сзади, ладони кладет на глазницы.
Он узнал. Но не скажет имени. Поскольку имени нет.