Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2005
В первом номере “Ариона” за этот год опубликовано мое эссе “Вакансия для поэта”. Речь в нем шла о профессионализме в поэзии — о том, что это такое и как отличить профессионала от дилетанта. Вопросов там было больше, чем ответов. Оно и понятно: в мои планы не входило “закрыть тему”, потому что закрыть ее невозможно.
Отклики на публикацию убедили меня, что существует не один, а как минимум пятнадцать разных “профессионализмов” помимо того, что я описал в своем опусе.
Профессионализм, понимаемый как рецептурность.
Профессионализм, который ненавидят сторонники теории “я так вижу”, относящиеся к своим визионерским писаниям со священным трепетом (в духе примитивно понятого Пастернака: “И чем случайней, тем вернее…”).
Профессионализм людей, регулярно печатающихся в “толстых” журналах и на этом основании очень себя уважающих…
Профессионализм как антитеза пресловутому вдохновению…
Список можно продолжить, но смысл, по-моему, ясен: я не объял необъятное. Не собираюсь вступать в полемику с самим собой, но кое-что уточнить действительно стоит.
Передо мной книга Веры Северьяновой “Пейзаж души”* и журнал “Знамя” № 7 за этот год. В “Знамени” — большая подборка поэта-математика Юрия Иофе. Как квалифицировать эти тексты?
Обоих авторов уже нету в живых. Оба немного стеснялись своих литературных занятий. “Я слишком люблю поэзию, — декларировал Иофе, — чтобы заниматься ею профессионально”. А Северьянова так и вовсе скрывала, что пишет стихи. Между тем, у обоих попадаются настолько сильные тексты, что удивляешься: неужто это любители?
Чтобы не быть голословным, процитирую обоих.
Увенчанный ярким беретом
Картинный алкаш-лицедей
Выводит дрожащим фальцетом:
“Ямщик, не гони лошадей!”
Слова выпадают в осадок.
Иной у столетия шик.
И гонит железных лошадок
Какой-то безумный ямщик.
Спешит, нетерпеньем сгорает
Догнать, перегнать, истребить…
И где-то вдали замирает:
“Мне некого больше любить”.
Это Вера Северьянова. А вот цитата из довольно длинного стихотворения Иофе:
В какой-то траурной гармонии
Все замерло и отзвенело.
Вокруг меня — страна Германия,
А может быть, звезда Венера.
На горизонте в дымном холоде
Садится Солнце, замирает.
Я знаю, Солнце в темном городе
Надежно на ночь запирают.
И там хранят в бетонном бункере,
Содержат в заключенье долгом,
Его томят в холодном бункере,
Чтоб не мешало кривотолкам.
Все это бредни алкоголика!
А может быть, тоска по раю?
А может быть, — к чему символика? —
Я нынче ночью умираю.
Мало найдется людей, которые сочтут эти стихи дилетантскими. Они не только хороши, но и сделаны очень крепко. И все же что-то мешает назвать профессионалами их авторов. Стихи — профессиональны. А те, кто их написал?
Я не сторонник высокомерного деления людей на профанов и посвященных, медиумов, погруженных в высшие сферы, — и внимающую им толпу. Уж слишком эта теория автокомплиментарна. И даже цветаевское “святое ремесло”, если сделать акцент на святость, тут же начинает отдавать не любовью к литературе, а снобизмом. Человек, который открыто заявляет себя поэтом, бряцающим на лире, заведомо выглядит дураком. С другой стороны, стоит задуматься о толковании Мандельштамом поэзии как сознания собственной правоты. Как соблюсти тонкую грань, как, не потеряв уверенности в себе, не опуститься до самовосхваления и самопиара? Не знаю, но кажется мне, что сознание правоты — не столько в специфическом поведении а ля поэт, сколько в индивидуальной поэтике и наличии корпуса стихов, который не дает тебе слиться с другими пишущими.
Этого-то и нет у любителей. Причины тут могут быть разными. И своего рода “ушибленность” классикой, чрезмерная обчитанность, которая подминает под себя и не дает самостоятельно говорить. И отсутствие той самой правоты, которую ежедневно надо доказывать и доказывать.
Тут уместно развернуть метафору поэта как радиста, сидящего у некоего космического приемника и принимающего сигналы. Что с того, если ты принял несколько разрозненных сообщений? Другое дело — быть всегда настроенным на свою волну, или, по крайней мере, твердо уверенным, что она существует. Впрочем, с этой уверенностью равным образом могут сочетаться и шедевры, и посредственные стихи. И объемистые тома, и несколько страничек в коллективном сборнике. Количество не имеет значенья.
А может быть, и имеет. “Надо писать как можно чаще, — говорил Заболоцкий, — потому что удача зависит не от тебя, пусть будет хоть больше шансов”. Работа на эти шансы — безусловно, профессиональный подход. Другое дело, стоит ли обнародовать все попытки. Это уже дело личного выбора. А также вкуса и опыта.
Хорошо ли, когда читатель отслеживает твой творческий рост? Или надо преподносить ему только избранное, окончательные результаты поисков и попыток? “Люди сохранят то, что им нужно”, говорил тот же Мандельштам. С одной стороны, это удобное оправдание для доморощенных гениев. Мол, сейчас меня не ставят и в грош, а пройдет сто лет, и вы все у меня попляшете. С другой — прямое указание к действию. Ведь люди сохранят только то, что смогут прочесть. А значит, забота о читателе — далеко не праздная вещь. И невысокомерное стремление быть услышанным — признак профессионала.
Толстой, если не ошибаюсь, советовал писать лишь тогда, когда не писать не можешь. Все остальное, дескать, будет надуманным и искусственным. Другого мнения придерживался Чехов. Почитайте рассказ “Марья Ивановна”. “Мы все, профессиональные литераторы, не дилетанты…” И дальше: “Я должен писать, несмотря ни на скуку, ни на перемежающуюся лихорадку. Должен, как могу и как умею, не переставая. Нас мало, нас можно пересчитать по пальцам. А где мало служащих, там нельзя проситься в отпуск, даже на короткое время”.
Дилемма — “не могу молчать / не могу говорить”. Как ее разрешить? Есть у нас известный рецепт Ахматовой-Бродского насчет “величия замысла”, которое помогает поэту перемахнуть через частности и мелкие неудачи, придает нужное ускорение. Если заменить пафосные слова (“величие”, “замысел”) человеческими, такими, например, как “серьезность намерений”, может быть, мы и получим наконец искомый критерий профессионального автора. Перед ним стоят слишком серьезные задачи, чтобы относиться к поэзии дилетантски.
* М.: Адалень, 2004.