Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2005
ПЕСНЯ О ФИНСКОМ ПИЛОТЕ
По себе не оставив ничего, даже чувства вины,
Старикан у подъезда оказался с другой стороны
Бытия.
И теперь, я смотрю, на балконе его
Не цветут огурцы — не растет вообще ничего.
Валентин Константиныч, вернувшийся с финской войны,
Растворился в пространстве, подпоясанный кофтой жены,
Растворившейся раньше него года эдак на три.
И теперь он калачиком где-то свернулся внутри
Нерожденной Вселенной.
Он не был за правду борец
И любил выпивать. На балконе держал огурец,
Поясницу берег, от соседей взаймы принимал,
Улыбался остатком зубов, головою кивал:
Повидал-повидал, на своем самолете летал
Валентин Константиныч…
Увы! С залетейских широт
Мне, смеясь, не помашет подвыпивший финский пилот.
Что сказать напоследок? А нечего. Старый сосед,
Тебя более нет.
. . .
Женщины сходят на нет. Увядают цветы.
Учителя застревают в дверях головой.
И первоклашки бегут по кривой мостовой.
И гробовщик переходит без спроса на “ты”.
Папа, собрав чемоданчик, уходит к другой.
Мама уходит, приклеив усы, на войну.
Ты, озираясь на мир, ощущаешь вину,
Стыдное горе и в горле комочек тугой.
Ты просыпаешься рано и хочешь курить.
Темное небо стоит у земли в головах.
Ты свою жизнь без конца объясняешь в словах
И понимаешь, что это нельзя объяснить.
Ты забираешь ключи и уходишь к другой.
Та принимает тебя, говорит “Наливай!”
Чуть отвернешься — детишки бегут под трамвай.
Может и правда, пора умирать, дорогой?
ХОККУ
Стало казаться,
Что есть бессмертье души.
Видно, старею.