Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2005
. . .
Провинция проснулась очень рано.
Подходит к проходной несчастный “пазик”,
И хмурые с похмелья мужики
Вахтеру предъявляют, предъявляют
Бессмысленные, в общем, пропуска
(Завод пятнадцать лет как не режимный,
Хотя, конечно, тащат, что найдут).
Проходят вглубь двора, и матюгаясь
Скорее для приличья, чем со смыслом,
Устраивают вечный перекур,
Он нужен, этот отдых долгожданный.
Ведь надо обсудить вчерашний матч,
Бездельников-детей, гнилые “тачки”,
Вчерашние три банки. Не попав
бычком в пустую банку из-под кильки,
идут к своим стамескам и отверткам.
Я, думая об этом, благодарен
своей судьбе. Спокойно засыпаю.
. . .
Дане Давыдову
Во дворике — филология и портвейн.
Невысоки наши моральные принципы.
Я завтра не вспомню, ну хоть убей,
Ни твоих стихов, ни той некрасивой девицы,
Что стоит тут рядом, слушает про анжамбеман,
Молча глотает из горлышка чайного цвета жидкость.
На, дорогая, он хоть и пластиковый, но все ж стакан.
Спасибо, говорит, но пить из стакана — та же фригидность.
Боже мой, тезка, да это же муза наша.
Стоит, похмельная, покачивается, теребит этикетку.
— Старик, я не могу понять, она тебя или меня старше?
Я вспоминаю, что в детстве вставал на табуретку
И орал стихи. — Да, дружище я тоже помню.
Перевирал Барто. И Чуковского, и еще кого-то.
— Так вот они где, постмодернизма и портвейна корни!
И она там присутствовала. А сейчас — еле сдерживает икоту.
— Да ладно тебе, старик, это все пустое.
Поэзия — те же слова, брошенные на ветер,
Но только упавшие на бумагу. — Знаешь, дружище, я спокоен,
Только если за выпивку мы с тобой наравне в ответе.
— О, старик, это уже Родионов, его слова.
— Да нет, дружище, ни ты, ни я с ним еще не знакомы.
Выпьем за филологию, и за портвейн, и за не помнить зла.
И за то, что “культура” — телеканал, и не что иное.