Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2005
 
  . . .
счастливого детства осечка
  случилась где школа одна
  у мелкой загаженной речки
  за редким забором видна
лет десять тому здесь бараки
  сгорели сегодня горят
  огни дискотеки лишь баки
  помойные те же стоят
и в воздуха сложном искусстве 
  блестящем и тонком как жесть
  какое то нежное чувство
  и память недолгая есть
ей чужды пространные речи
  моими глазами на бак 
  уставилась по-человечьи
  и не отпускает никак
. . .
на улице играют музыканты
  а мы с тобою словно арестанты
  идем понурив головы молчим
  и солнце в небе будто неживое
  застыло слева а над головою
  твоею ангел еле различим
вперед рванет заплачет засмеется
  исчезнет пропадет на фоне солнца
  появится и снова пропадет
  я думаю а если бы не пили
  его бы лучше было видно или
  наоборот
так вот же он и музыка повсюду
  на ангела я до рассвета буду
  смотреть на службе выпрошу отгул
  лишь бы его блюющий рядом с урной
  мужик нетрезвый фразой нецензурной
  или недобрым взглядом не спугнул
. . .
стало холодно совсем зябко
  не люблю октябрь непогоду
  говорила так моя бабка
  причитала только б не в воду
не погост у нас а болото
  торфяная дождь пройдет жижа
  только бы не в воду не в воду
  на пригорке там посуше повыше
все бессвязней говорила все глуше
  на пригорке там повыше посуше
  он зеленым станет ранней весною
  там сосна еще стоит под сосною
. . .
А.Г.
Мне хотелось быть в детстве врачом,
  космонавтом и просто грачом,
  чтоб весной прилетать во Власово,
  как грачи на картине Саврасова.
  Я любил танцевать и петь
  и на девочку Юлю смотреть,
  слушать песню про город Иваново
  и невест. Я Ивана Жданова
  не читал, а читал про волшебников,
  и не знал, кто такой Холшевников.
  Я тогда не работал над словом,
  не зачитывался Соколовым,
  словари за собой не таскал,
  рифмы к слову “таскал” не искал,
  и с анакрузой не был знаком.
  Я на речку гонял босиком,
  пропуская уроки вокала.
  Меня мама за это ругала.
  А в свой день рожденья, зимой,
  Юлю я приглашал домой.
  Помогал ей снимать пальто
  и читал наизусть Барто.
ЭДЕМ
Разбудят под утро тебя мудрецы —
  Московского гидрометцентра жрецы,
  Враньем на центральных каналах.
  Расскажут о том, что надеть предстоит.
  И только с насмешкой в ответ прозвенит
  Трамвай “27” в двух кварталах. 
Купив сигарет у барышницы с рук, 
  На этом трамвае ты делала крюк
  Бессмысленный. Я убедился:
  Гораздо быстрей напрямик. Через двор
  Я шел по дорожке туда, где забор 
  До самой земли накренился.
На опытном поле осеннем вдвоем
  Мы видели, как зеленел водоем,
  Как яблоки падали наземь,
  Как ветер последние листья срывал.
  И если нас кто-нибудь здесь узнавал,
  То только один Тимирязев.
И мы незаметно следили за ним: 
  Спиной повернувшись к владеньям своим,
  Он молча смотрел, как ветшали
  Фасадов и крыш штукатурка и жесть,
  А ты — здесь их, скрещенных, было не счесть —
  Плоды неземные вкушала.
И я не зевал… Нам не встретиться тут.
  У каждого — новый трамвайный маршрут. 
  Студенты в саду неволшебном 
  Подняли забор. А у главных ворот 
  Охранник и рыжая сука живет —
  Дворняга. И вход по служебным.