Вступительное слово Дмитрия Тонконогова
Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2005
Состоявшимся поэтам нередко выпадает прожить две поэтические жизни: “раннюю” и “позднюю”. Эдуард Кирсанов (1972—2003) не успел прожить и одной. В творчестве, по его словам, ориентировался на эксперимент в области звука и смысла, на идею синкретичного искусства, взаимодействия музыки, живописи и слова. Пытался продолжать традиции заумной поэзии, ОБЭРИУ и абстрактного искусства. “Передо мной представал поэт новой генерации, которому уже не надо было тратить себя на доказательства говорить именно такой речью. Это уже была его природная речь — смею думать — речь нового поколения России, рожденного в 70-е”, — так написал о нем Сергей Бирюков.
Как часто случается, новое — это старое, хорошо забытое в силу ряда причин, в том числе идеологических. Должно быть, это крайне увлекательное дело — чудеса реинкарнации; простое и понятное. Надо заметить, что многие поклонники “зауми” обладают на редкость схематичным мышлением, так что “природную речь нового поколения” оставим без комментариев.
Все, что пишет или говорит поэт (особенно молодой) про себя, надо делить как минимум надвое. Достаточно вспомнить, сколько лукавства было во многих утверждениях большого поэта Маяковского, который знал “как делать стихи”. Или иной пример — очень способного Ильи Тюрина, погибшего в 19 лет, а ныне присутствующего в нашем литературном пространстве в качестве “Ильи-Премии”. Кто знает, как бы он сейчас относился к своим стихам и литературным записям, возможно, и не жаждал бы их афишировать или вовсе переключился на занятия иного рода.
Путь Эдуарда Кирсанова только намечался и обещал быть “настоящим”, но литературные прогнозы вещь достаточно бессмысленная, не так важно “взять вес”, как его удержать.
“…Если хочешь что-то поймать, сперва отпусти…” (Олег Чухонцев, “Закрытие сезона”). Кирсанову было что “отпускать” из своих стихов, и он это постепенно делал. Иногда с оглядкой, но чаще самостоятельно, хотя молодому поэту уместно увлечься и чертом из табакерки.
Своеобразный синтез “карточек” Льва Рубинштейна и “авангарда” начала века:
13 ТЕБЯ СМЕШИТ МЫЧАНЬЕ ПАТЕФОНА
14 И ПЛАКАТЬ ХОЧЕТСЯ ОТ ЗВОНА БУБЕНЦОВ
15 ХОР В ВЫШИНЕ МОЛЧИТ НО БЕЗ СТАРАНЬЯ
16 КОРОЧЕ ПОМРАЧЕНЬЕ НАЛИЦО…
соседствует с интонациями Иосифа Бродского:
воздух мансарды затянутый ряской дыма наполнен чем-то еще кроме тоскливых воспоминаний о прошлом наверное одиночеством вот пролетает мимо и опускается на плечо ангел неправильных линий или же просто мошка...
Подобное соседство встречается не так уж часто и говорит о широте поиска, в котором находился Эдуард Кирсанов.
Он еще при жизни присылал стихи в “Арион”, но напечатан не был. Дело, как говорится, житейское — либо тогда еще не написал лучшие вещи, либо выбрал не самые удачные. Хотелось бы не писать эту заметку, а видеть его стихи в другой рубрике журнала.
Дмитрий Тонконогов
Эдуард Кирсанов
Л.П.Х. 1. мохов волшебный сачок и облака в никуда ниоткуда плывут не спеша облака он с волшебным сачком на лугу в ожидании чуда за зеленым холмом уползает петляя река в никуда ниоткуда 2. мохов жук и птицы рыжий жук не жужжит невозможно все время жужжать а кружит у руки словно пробуя вес притяженья щебетанье вокруг не желание что-то сказать а желанье движенья 3. мохов листопад и чудесный леший и упав на траву удивительный тихо запел сентября своего невеселую дикую песню ястреб в небе парил а в лесу шелестел листопад или леший чудесный 4. мохов нить и течение неизвестности одиночества этого страшного длинная нить разорвавшись однажды завяжется вновь без следа и останется он по течению плыть сам не зная куда ЧТЕНИЕ В ТЕМНОТЕ милый Шеймус пишу тебе эти строки сам не знаю зачем в угоду желанью стать ближе или же так от скуки наверное в обращении есть нечто большее чем слово скопление звуков и сами звуки единственно различимые в этой тьме знаки присутствия изворотливы словно ужи проворны это правда что в нашей глуши особенно на письме буквы/губы неповоротливы мысли вздорны в нашей глуши все как есть совершенный покой омут фригидность муз какая бывает лишь в третьем тысячелетии если кому-то махнешь рукой расстояние жест исказит и тебе не ответят а теперь здесь зима и неизвестно какое сегодня число и за окном кружится почему-то не белое но удивительно голубое снежное облако и шелестят страницы ОКНО ВЫХОДИТ НА УЛИЦУ дас фeнстер гeйт ауф ди штрассе, йa* улица извивается и уводит взгляд куда-то откуда потом нельзя ни выбраться ни ускользнуть ни скрыться торговка у дома напротив напоминает домну васильевну или скорее всего петровну проснувшийся город вдруг принимает форму летящей на север птицы никто никуда не спешит никто никуда воскресенье самое время для счастья и одиночества так целый день я лежу на диване и разглядываю растенья на подоконнике это ли счастье окно выходит на улицу о несомненно улица будто бы вымерла переменный местами сильный с порывами перемена погоды приносит одни несчастья ну да окно выходит на улицу будь осторожен с этим чудесным видом и накупив пирожных в ближайшей кондитерской всевозможных сядь и устрой себе ланч или полдник и представь что в каком-нибудь каргополе или вятке пасмурно и петр лукич в тетрадке аккуратно выводит +2 осадки как из ведра изобилия близится полдень ПЕЙЗАЖ "LANDSCAPE" by D.P.SPLENDID В кромешной тьме я маленькая точка, идущая на твой далекий голос, я облачко, плывущее по небу, разрезанное надвое крылом случайной птицы, крошечный квадратик окна, через который ничего уже не видно: лишь облачко, и крошечный квадратик, и тьма кромешная, и маленькая точка. * Окно выходит на улицу, да (нем.).