Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2005
. . .
Приезжайте. Жду. Целую. Тишина в ответ. Приезжайте. Жду. Целую. Даже эха нет. Воздухом известной драмы не надышатся леса. Молнии, как телеграммы, носят в тучах небеса. - Оставляйте адреса! И тогда на ветролете, облакате и коне добровольным почтальоном с толстой сумкой на ремне я примчусь ко всем влюбленным в непроторенный простор, чтоб увидеть их вдвоем. - Я при них поводырем, как собака лабрадор. АРМЯНСКИЙ АЛФАВИТ (фрагмент) Строк бегущих черные коровы, тучные стада кариатид, все - крупнорогатый алфавит, бессловесный, племенной, суровый: накануне текста норовист. Только звук божественный привит. И Месроп Маштоц, как зоркий книжник, переводчик снов, из первых рук грамоте учил и требовал наук и от малых, сирых, старых, и от ближних... Пляшут буквы, не смыкая круг, в каждой плач и чернокрылый крунк*.. . .
Юрию Климову На волю, в Елисейские поля тебя отпустит отчая земля, где оттепель решительно длинней... Но разве здесь Элизиум теней? Там - райские сады все для любовных игр: и стыд, и страх, и пыл, и пир на свежем воздухе провинциальных дыр. Там - яблочного полдня пышный сидр цвел суточною болью в голове. Как утешителен был завтрак на траве, где каждый муравей как исполин - исполнен жара кроветворных вин... А дух классической литературы? - Точь-в-точь перно, анисовой (по-нашему) микстуры... О, галльская весна, открой свои вольеры, чтоб взгляд проворней, смех вольней, остроты гильотины, свист химеры, чудачества кудрей и сердца, по Мольеру... - Но разве здесь, душа моя, Элизиум теней? ШАНСОН Сколько зим, сколько лет сто╢ит дождь на обед в парижском кафе на Гангетт? Стынет дождь проливной, твой любимый грибной, заказной... А тебя все нет. Бравый аккордеон, черных клавиш кордон, руки парочкой белых ворон... Танго ходит волной, знойной и заводной: с'est si bon, c'est si bon, c'est si bon... Обнадежь, обожги, в моем сердце - ни зги, так слышнее твои шаги. Насовсем, налегке мы щекою к щеке на свои не вернемся круги. А в кафе на Гангетт стынет с кровью лангет и такой же нежный рассвет. И хохочет тромбон: будет все c'est si bon, и слова, и сюжет... А тебя все нет.. . .
Завтра верные выйдут слова из руин или зимних берлог, из нутра и дупла, из глухого угла: и глагол, и союз, и предлог. Выйдут валом из берегов, из себя, точно дети в сквер, без прикрас, лишних глаз или фраз, полагаясь на музыку сфер. Почерк воздуха и воды неразборчив: то хлябь, то твердь, - до грозы, до слезы и до точки росы, в которой любовь и смерть. * Крунк (арм.) - журавль, о котором поется в народной песне.