Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2005
ЗВЕРИНЕЦ CЛОВ О, сад, сад. Где слова-самцы мычат в ожидании случки. А самки слов потупляют взоры. Где в стужу на заиндевелых сучьях сидят, замерев испуганным глазом, круглоухие цуцики. А летом на солнцепеке лениво греются лежаки. Где вьюшки и жнейки свивают гнезда в тонких ветвях березы. В норках притихли сапы. И хрипит скаля острый зуб храповик. Где междометия трещат без умолку и щелкают орехи. Где покалеченное сбежавшими с уроков школьниками существительное волочит лапу, переваливаясь по слогам. Где ласки стайками льнут к загорелым ногам юннатки. Где за стеклом тяжеловесно пресмыкается, отсвечивая золотом, реликтовый ремингтон. А причастия шипят: "суффикс", "суффикс". Где копошатся бескрылые министерские сводки, склевывая точки над буквой ё. Где господа из глянцевых журналов, в шелковых летних пиджаках, прицениваются хозяйским оком к занесенному в Красную книгу архаизму. А дамочки из газет, накрашенные сверх всякой меры, не различают ни окраса, ни пород. И сюсюкают перед клеткой с прилагательными. Где клетка с единственным словом стихотворца пустует. Где синонимы поглядывают друг на друга, не узнавая. Где заморское слово нежится, вальяжно раскинувшись в залитой кварцевым солнцем и увлажненной рекламной фразе. Где неуклюжие уключины роняют у и ю из растопыренных веером хвостов, а мальчишки подбирают их, чтобы улюлюкать. Где недоросль, почитающий себя заумником, тянет на поводке своего ублюдка. Тот упирается тощими лапами, не зная, лаять или кукарекать. Где грустно смотрит абевега. Где над загоном для непристойностей роятся мухи, не смущая юных поэтесс, протягивающих розовые пальчики через сетку. Где выпавшее из словарного гнезда новорожденное ласкательное пищит в траве. Где сторожа норовят украсть у всякого одряхлевшего слова i и ять. И ссыпают их без разбора в мешок у себя в корректорской. Где толстым редакторским карандашом уже намечена в инвентарной книге выбраковка. Где в поодаль стоящем вагончике с забеленными мелом стеклами лингвисты перебирают свои ланцеты. Где между вольерами, хватая крошки, перепархивают беспризорные уличные словечки. Где обсиженный голубями бронзовый дедушка Даль окружен изваяниями смешных славянизмов, отполированными до блеска копошащейся детворой. Где в юности и я одуревал от свиста, клёкота, утробного воя словаря. Где держат на цепи косматый державинский глагол. Где Хлебников ловит наволочкой красную бабочку бобэоби. А Чухонцев идет припрыгивающей походкой к выходу, с фифией-птичкой на плече. Где чудесные возможности таятся в словах, еще не растревоженных бормотанием поэта или просто московским говорком. Подобно тусклым целковикам, запрятанным до поры в тюфяке замоскворецкой просвирни. ПОЭТ ребенку мир великоват вроде отцовой рубахи взрослому - впору натирает и жмет старичку ...а ты застрял в нем как шмель в цветке СТАНСЫ К АННЕ 1. как не впадая в фальшь рассказать о том анилиновом небе? 2. о похоть облаков 3. цветы так бесстыдно раскрылись что хотелось побыть пчелой хоть на время 4. есть что-то бабье в коровах да и сама Земля со стороны похожа на тучную пеструю корову летящую в облаках 5. рояль за стеной выговаривал все ту же музыкальную фразу 6. так парикмахер умеет определить по линии пробора характер и судьбу 7. и облачилась в наготу 8. акустика наших объятий гулкая как пустой театр 9. слышно только как в будильнике капает время 10. так вот где у Леты брод 11. перышко то ли из крыла ангела то ли из подушки 12. это правда что Вселенная расширяется с каждым женским вздохом? 13. если бы яблоки могли думать БОЖИЯ ГРОЗА там у себя наверху Господь с грохотом отодвинул стул от стола - и на нас посыпались с потолка перья и чернильницы