Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2004
НА ОХОТНИЧЬИХ ТРОПАХ Говорят, крик зайца, настигаемого разъяренными гончими, Тургенев слышал всю свою жизнь. Наверно, с этим криком было кончено со многими иллюзиями. Не отсюда ли и нескончаемое мыканье, нигилизм? Одолевая за кордоном кордон, он мчал, преследуемый охотой псовой. И тот же Париж, Виардо - отчаянные потуги сбежать от косого. …Мы все охотники страстные, неутомимые - каждый на что-то притаенно зарится. Но нас не мучают звуковые галлюцинации барина из Спасского-Лутовинова. А кто мы без его зайца?.. КОСОЙ ДОЖДЬ Дождь промчал противоположной стороной улицы, не обрызгав моей рубахи. Так обычно прогуливаются поделившие территорию собаки. А было бы немалой радостью - после дороги длинной в жару, когда лопается градусник, постоять под скоротечным освежающим ливнем. Громыханием сорванной жести встретил меня дом, заколоченный, старый. И вот долгожданной женщиной прошел дождь другим тротуаром. РЕКЛАМА МАРШРУТНОГО ТАКСИ Кто-то на лимузинах форсит, показывая, какой он путный. А я предпочитаю - остановить маршрутное такси, следующее до самого отдаленного пункта. И катить в дребезжащей "тачке", заплатив подорожный ясак. Без всякой задумки, сверхзадачи, улыбаясь, как сбежавший из сумасшедшего дома дурак. Мне кажется: санитары, надзиратели уже не сцапают сияющего счастьем беглеца. Маршрутное такси - спасительное средство за приемлемую плату. Я дважды, трижды доезжаю до кольца. И все-таки добровольно возвращаюсь в постылую палату. МАЛЕНЬКОЕ УСЛОВИЕ Раз в сутки останавливается скорый поезд на крошечном посту, где даже нет платформы, только фонарь, пробившийся из-за снега, чтобы взять заброшенного сюда вселенским штормом подчас одного-единственного человека. Ему распахивают дверцу, дышащую паром, затаскивают в тамбур, словно после тяжкой смены. И состав, дорожащий каждой минутой, почти даром простаивает на краю ойкумены. …Мы останемся народом, имеющим право бесспорное на часть космоса и собственную мечту, пока останавливается поезд скорый на затерянном в снегах посту. ПО ВЕСНЕ Полая вода на спаде несет одинокие льдины, песок со дна реки. Прошлогоднюю скученную тину, бревна, мостки. Растянувшуюся стайку ящиков от порушенного комода, сам комод, рабочую блузу - то ли останки чьего-то счастья, то ли былых иллюзий. А вон плывет стоймя сноп соломы, паводком отмытый от бездольной плесени. Все это вряд ли сгодится для дома, разве для грустной песни.
