Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2004
. . .
Скончалась Барби, кровь ее мертва, Оторваны рука и голова, И похороны в будущую среду, Утешен Кен подругою другой, Ее он гладит твердою рукой, Сопровождая к званому обеду. Бедняжка Барби, смерть в расцвете лет, Твой траурный роскошен туалет, Изящен гроб, пластмассовы мимозы. Ах, молодость за трепетной чертой, Где блюдца глаз и локон золотой, И гардероб без белых тапок прозы! Покойся с миром! В будущем году Я голову прекрасную найду На мерзлой клумбе, огуречной грядке, Я отыщу тебя в пустом шкафу, Чтоб ты сказала: "Господи, живу! Пусть инвалид, но в целом я в порядке!". . .
Ты отключила верхний, звезды, луну, Я оступился в тебя, понял: тону, Я упирался твердым, ты клокотала, Было по горло - мне, женщине - мало. Эта нетвердая почва, где мы вдвоем За руки или за пальчик держимся, умирая, Судорожно друг у друга что-то берем взаем, За час до исхода ночи, в метре от рая.. . .
кушнер в кущах просвещенный бродский влагой ворожит на горбовский разведенный шварц по найману бежит неприкаянные сфинксы бестиарий глух и дик охраняют русло стикса поэтический родник а холодная пальмира зрит с гранитных берегов черным глазом казимира на поэтов и богов и не жалко ей гранита если камень точит тверд стих российского пиита под прищуром львиных морд