Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2004
. . .
Смысл у слов на голове - как пилотка из газеты: солнце, полдень. Слово "лето" знай - и путайся в траве... Голос выпадет из слов по ступенькам без порядка долгим "и" - а есть ли краткий... Посмотри в свою тетрадку, в своды суффиксов-основ. В парадигме слово "тело" село-встало, встало-село, хочешь - выйдем и пойдем, хочешь - ляжем и заснем. Голос падает опять... Ловишь смыслом, хочешь знать.... . .
натирая об узкое русло бока, провернулась, как штопор, сливая в бокал устья долгого лето серебрясь и ребрясь, отвердела река, отвертелась от ветра отсекла ивняка лишний слог, улеглась в однострок. . .
Болтливый катер женским голоском По осени считает пассажиров. Прожорливый курорт сбесился с жиру - Не делится захваченным песком: Повсюду аквапарк. Куда ни глянь - Любви рабыни свозятся возами, И смотрят нераскосыми глазами Татарове, что собирают дань. Осядет свет. Увянет ветерок. Увяжет тетка чурчхелу╢ и груши. Посмотрит из партера волн нырок Закат одной отдельно взятой суши - И будет месяц в полной тишине Сидеть над отыгравшею пластинкой, А солнце до утра лежать на дне, Обмахиваясь голубой простынкой, - "Покой" - определит ее покрой "От автора" читающий герой... НОЯБРЬСКИЙ ВЕТЕР без любопытства поднимает оброненные вещи. . .
Мама захотела выйти за ограду, выброситься в ночь. У нее нет тела, тела ей не надо, тело носит дочь. Что на ней - в заплатках, бледненького тона, в гречку и метель ухвачу за складку, вытащу с балкона, сволоку в постель. Вытяну, расправлю, выглажу руками, подержу зажатым между потолками. Стянет память нашу - кесареву рану: Маша ела кашу, мама мыла раму.. . .
Я просыпалась затемно, входила на носках в увешанное платьями большое слово "шкаф" и выбирала серое, как зачастивший дождь, поспешной школьной верою в заведомую ложь, и долго было холодно - до нынешней весны, когда на берег, в комнаты, выбрасывались сны, и нужно было зеркало кропить водой, тереть, проверить светом, мелко ли, чтоб мельком посмотреть на столик с детской книжицей, где старый Дон Кихот от улицы до ижицы за истиной идет и хочет тень от мельницы переливаться той в ушат Большой Медведицы налитой темнотой.. . .
Искать друг друга стало так темно... Сны больше закоулочные снятся. Сплю с кем-то рядом, чтобы ни в одном не заблудиться, не потеряться.. . .
О поэт! Не дописывай строчки до точки. Я не в силах дочитывать длинные строчки современных стихов. Этой повести нет. Не печальней, а нет. Приблудился сюжет к тишине, где светляк без полета живет, сел, пригрелся - и гасит зеленый живот. И в сплошной темноте долго слушает сад, как неспешно съедает лиса виноград... Многоликий Ромео, Джульетта глупа - на пуантах стоит, как велел Петипа, на балконе, как распорядился Шекспир, и глядит на тебя в перевернутый мир. Все глядит и глядит миллионами глаз, курит, плачет, твердит: эта повесть про нас.... . .
Какой-то небывалый излом тишины в словоохотливости одиноких. После отмены цензуры тишина эта вышла многотомным изданием.