ПУТЕШЕСТВИЕ    Человек, по сути дела,  Как бы падающий с крыши,  Но по внешности наружной  Вид имея пассажира,  Из дверей вокзала вышел:  Сыро, холодно, безлюдно.  Значит, это так и нужно.    Он в гостиницу идет,  Выпивает виски в баре  И, поднявшись в номер десять,  Как умерший египтянин,   Достает из саквояжа  И раскладывает вещи  Для потусторонней жизни  (Не забыто ли чего).  Бритва, зеркальце, рубашка.  Нежный голос в телефоне:  Не желаете развлечься?  Он развлечься не желает.  Он ложится в саркофаг,  Задвигает глухо крышку,  Сверху камень налагает  И - без воскрешенья - спит.    
. . .    Мухи одиночества жужжат.  Так жужжат, что стекла дребезжат.    Медленно переползают пo? столу,  Словно рану старую гноят.  Сгонишь их отсюда - как апостолы,  На другой конец перелетят.    Далеко ты, синь генисаретская,  Праздник хлеба, неба и волны!  Никакими крохами не брезгуя,  По пустыне странствуете вы.    Крылья пыльно-серые, как рубище,  Слитный надрывающийся гул...  Эту землю мусорную любящий,  Кто ваш бог - Исус иль Вельзевул?    Так проклятье в вас или пророчество,  Наказанье или благодать?..  Вьются, вьются мухи одиночества,  Не дают себя пересчитать.      ГЛЯДЯ НА "ЧЕРНУЮ МЕТКУ"    Глядя на "черную метку"  В дрогнувшей слабо руке,  Вспомню Казанцеву Светку  В белом пуховом платке.    Лестницы черной ступени,  Чьи-то шаги наверху,  И за решетками - тени,  Тени на белом снегу.    Жар этот сбившийся, козий,  Рыжий на лбу завиток,  И на сибирском морозе  Брызнувших слез кипяток.    Сердца безумные вольты -  Их не остудит сугроб,  И на горчичниках желтых  Страстные письма взахлеб…    Светлые эти страницы,  Кадры немого кино -  Вам, отпылав, превратиться  В черный квадратик дано,    В черный, сгоревший квадратик,  Память вместивший огня, -  Так, как один Математик  Выдумал с первого дня.