Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2004
ПУТЕШЕСТВИЕ Человек, по сути дела, Как бы падающий с крыши, Но по внешности наружной Вид имея пассажира, Из дверей вокзала вышел: Сыро, холодно, безлюдно. Значит, это так и нужно. Он в гостиницу идет, Выпивает виски в баре И, поднявшись в номер десять, Как умерший египтянин, Достает из саквояжа И раскладывает вещи Для потусторонней жизни (Не забыто ли чего). Бритва, зеркальце, рубашка. Нежный голос в телефоне: Не желаете развлечься? Он развлечься не желает. Он ложится в саркофаг, Задвигает глухо крышку, Сверху камень налагает И - без воскрешенья - спит. . . .
Мухи одиночества жужжат. Так жужжат, что стекла дребезжат. Медленно переползают пo? столу, Словно рану старую гноят. Сгонишь их отсюда - как апостолы, На другой конец перелетят. Далеко ты, синь генисаретская, Праздник хлеба, неба и волны! Никакими крохами не брезгуя, По пустыне странствуете вы. Крылья пыльно-серые, как рубище, Слитный надрывающийся гул... Эту землю мусорную любящий, Кто ваш бог - Исус иль Вельзевул? Так проклятье в вас или пророчество, Наказанье или благодать?.. Вьются, вьются мухи одиночества, Не дают себя пересчитать. ГЛЯДЯ НА "ЧЕРНУЮ МЕТКУ" Глядя на "черную метку" В дрогнувшей слабо руке, Вспомню Казанцеву Светку В белом пуховом платке. Лестницы черной ступени, Чьи-то шаги наверху, И за решетками - тени, Тени на белом снегу. Жар этот сбившийся, козий, Рыжий на лбу завиток, И на сибирском морозе Брызнувших слез кипяток. Сердца безумные вольты - Их не остудит сугроб, И на горчичниках желтых Страстные письма взахлеб… Светлые эти страницы, Кадры немого кино - Вам, отпылав, превратиться В черный квадратик дано, В черный, сгоревший квадратик, Память вместивший огня, - Так, как один Математик Выдумал с первого дня.