Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2004
АБИ* 1. Почему свист в ушах как летит мое время? - говорил пред смертью поэт. Почему воздух севера вреден? - мне, южанину, - вот и ответ. Ты меня еще помнишь, Аби? - вот начало единения жизни и не... Отчего мое будущее, что гречанка за шитьем, и у ней под рукой не растет, а, как век, убывает полотно?.. Отчего мочи нет как грустна эта женщина, что считает на затылке моем белый цвет?.. А другая ласкает меня, как когда-то мне приснилось (ты видишь?..), - слюна между нами повисла - то сладкая вата из другого, недетского, сна... Ты ко многому там, в своем НЕ прикоснулась кожей, родинкой на носу... ...Отчего этот миг неприступен, и сырость держит нас на весу? Эта женщина непостижима, как память. Значит, помнить - не значит иметь? Расскажи мне, Аби, отчего это падать для нее означает - лететь?.. Будто пчелка (ты помнишь?..) застряла в прическе в нашем общем замедленном сне - где доныне по петельке, по крючочку распускается свитер на мне... 2. Ты единственная, кто вязала для меня в этой жизни носки из верблюда и хлопка, из катышков солнечной пыли под кроватью. И не было мягче половицей скрипеть для ноги по ночам на балкон мимо елки - в дому, где мы жили. А потом, когда падала хвоя - приходили цветы и шмели, - Главный Угол в дому пустовал; ты бросала вязанье... Если ж куклы, собачки и мишки в этот угол зачем-то не шли, ты охотно сама становилась туда "в наказанье". Ты стоишь. Я молчу. Горький творог я глотаю. А следом еще... Дай-ка я расчешу, дай обдую с волос твоих зиму - я плести их уже научился... И покуда ступням горячо, посмотри: может, я еще жив, не пускай меня в землю. * Так звали мою прабабушку.
. . .
В конце концов, у нас ведь есть часть завтрашнего дня. Рассвет, помноженный на тень колен и интервалов. И тишина, и глубина, и птичья мельтешня на антресолях, чай, нават и миндаля навалом. В конце концов, мы из пыльцы египетских камен меж рам оконных - новый сорт сообразим варенья; сольем вино ослиных пасх, ром греческих календ. Глядишь, к полудню будет нам еще одно время. В конце концов и я не здесь, и ты ложишься в дрейф, и кровь по-новому звучать воспитывает мышцу. Но до четвертых петухов у луковиц дерев я книгу рощ твоих ношу, как ртуть, под мышкой.. . .
Спалось? Спалось. Но как!.. Какие трели Нам под подушку проводил сверчок!.. О чем веретено в лимонном чреве Скворчало, как расплавленный пичох. День завтрашний без внешних вспоможений Селился под махрушками у бра. И сон с тобою был кровосвершенье, Смещенье материного нутра. Росло? Росло потом в тебе такое, К чему по отношенью мы одни, Что не рассечь на женское-мужское, Не застирать, как пятна простыни. И дней тех межеумочная птица Такую высь нашла, что посейчас Оттуда наши сны с тобой и лица Видны как ее целое и часть.