Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2003
. . .
В ночь на субботу шел последний снег. Он был похож на кольца мокрой шерсти, как будто наверху овечье стадо стригут - а шерсть бросают вниз, и вздрагивают липовые ветки, роняя эти кольца на бульваре. В ночь на субботу шел последний снег. По снегу, оставляя черный след, шел человек, и снег ему казался большой зимы немыслимым началом: как если бы стоял не месяц март, а приближалось время Козерога. Смешно? Смешно. Конечно же, смешно. В кармане у него билет на море. К тому же дача, он хотел за лето веранду перебрать и перекрасить. А тут зима. "Хорошенькое дело! Как незаметно лето пролетело..." Так думал человек - и улыбался. И не жалел о том, что получилось. А снег все падал кольцами на землю, раскачивая липовые ветки, и стриженые овцы на бульваре жевали снег, зимы не соблюдая.. . .
Мы крылья складываем в плечи. И.К. Под Рождество на Чистопрудном бульваре, где я жил когда-то, сердечко ёкает в нагрудном кармане старого солдата - ключом на проволочной связке я открываю эти двери, где наши детские коляски и наши черные портфели. Я прохожу по коридору под безутешным снегопадом, я слышу запах "Беломора" - кофейным пахнет суррогатом. Кому накрыли стол под лампой? Зачем рыдает радиола? Метель беснуется за рамой - и мятный привкус валидола. Они пройдут из темных комнат - мне разговор их непонятен, как много в доме темных комнат! как мало в мире светлых пятен! Когда всю ночь на Чистопрудном зима качает фонарями и поднимается по трубам над ледяными зеркалами - тогда по ниткам словно черти сигают ангелы на стогна и крылья складывают в плечи. И заколачивают окна.. . .
Четыре дня над городом фрамуги и ржавое железо грохотали - четыре ночи мяло ветром реку, блестевшую, как черная копирка, когда же южный ветер перестал и две сырых звезды упали в небо, то стало над рекой тепло и тихо, и первый раз все в городе уснули. Тогда всю ночь во влажной тишине вода в реке неслышно опускалась. Она ушла, и сморщенное дно, как старческие десны, оголилось, и люди утром реку не узнали. "Наверно, шлюзы" - "Да, наверно, шлюзы". "Такое тут весной бывает часто". "Смотрите, человек внизу гуляет!" И точно, там внизу, едва заметный среди речного мусора - на дне, какой-то человек бродил по лужам, дорогу утверждая лыжной палкой (как если бы ходил на трех ногах!), и солнечные блики разбегались кругами по воде, пока он шел по дну реки, воды не замечая. Казалось бы, ну что ему на дне? А он все бродит по низу и бродит, как будто перед ним руины башен и Фивы семивратные открылись, и вовсе не забытый богом хлам, но книга на песке - и надо книгу во что бы то ни стало прочитать, покуда наверху закрыты шлюзы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Когда в твоем окне течет река, она, не покидая берега╢, повсюду проникает, промывая до блеска в доме каждую вещицу - она всю ночь работает по дому и только утром тихо отступает, а вещи остаются, именами забытыми, как реки, обладая.. . .
Д.Т. Обрастаешь стихами, как будто вторая кожа первой поверх покрывает лицо и руки; даже вещи все больше похожи на рифмы Блока или на Фета, его наливные звуки - обрастаешь вещами, и вещи пускают корни, шкаф или штору подвинуть - уже проблемы: высыпают приставки и суффиксы, только дерни, гладкие плавают в мыльной воде морфемы. Обрастаешь собой, открывая в себе чуланы, комнаты, где не погашен огонь, ампира бесконечные лестницы - набережные канала - бродишь всю ночь и не можешь найти сортира.