Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2003
САПФО А.М. Где душа твоя, когда ты спишь? Хоть бы раз слеза забрезжила сквозь ресницы. Как крутое тесто лежишь, И живот вздымается. Ничего, говоришь, не снится? А подушку душишь. Меня бы так обнимал. И не знаешь: я твой пот ночной, как жемчуг, сбираю. Преешь в куле маминых одеял. А я, словно карту луны, твою пятнистую спину читаю. Морем Спокойствия поворачиваешься ко мне. Вижу гряду позвонков, как барханы пустыни. Напрасно тянусь, как ребенок к низкой луне, Напрасно тянусь к мужчине. Да любовь мне твоя не нужна. Близко ты слишком. Другое бы надо: Я на ложе одна. А надо мной - Плеяды. ПАОЛО И ФРАНЧЕСКА Чемоданову Как любим мы блуждать в осенних рощах, любодеи. Средь холода, и шороха, и ветра вдруг опомнишься, и "где я?" Спросишь. Не во втором ли я кругу счастливом, В том адском золотом кольце, где клена лист и сливы Лист, не разлученные, влекутся ветром и любовью, Объяты холодом и страстью, пронизаны признаньями. Скорей бы в ад, Паоло. Мне холодно и здесь, там - будешь ты. И мы друг к друг сможем так прижаться, как прижимаются листы, А люди нет, не могут. Мне приснилось: нас Данте Алигьери подобрал И в книгу заложил меж тех страниц, что с донной Беатриче он читал. . . .
В.С. Раньше ласточки в Аид путь знали: Шелк неба крылатые ножницы надрезали И за подкладку риз Господних Души вкладывали достойных, А других в преисподнюю, Пазуху мира исподнюю. Теперь же воробьи поселились в метро, В земное нутро. Там вечное лето, пещеры разносят звуки, Крошки роняют человеческие руки. Воробьи же воруют души пассажиров. Ах, быть бы живу! Не до жира - Унесут душеньку в горло туннеля! Глядь, а уж и пальцы посинели. Не догнать воробья с душой в клюве В туннеле-ветродуве. ПЕНИ СУДЬБЕ Зачем ты отмерила, Судьба, столько холстины? Хватило бы и половины. Ждать ли шелков, ситца иль мешковины? Верстами столбовыми мелькают мои аршины. Или ты знала, что боль будет двигать мною, Смеюсь ли, рыдаю - ведома ее рукою С пальцами тонкими, как ланцеты, стальною, Вот и наготовила мне бинтов? Не скрою, Что лучше бы кровью мне истечь последней, Не принятой быть, Судьба, умереть у тебя в передней, Чем в покоях твоих мертвецких, как бреднем, Тряпкой жизни холщовой ловить счастие, выловить бредни Твои о том, что мотать, как срок, полотно Человеку отмерено, по смете дано, А захочешь кроить - лишь на саван и годно оно. Потому - шелка, крашенина ли - все равно... БОТИНКИ Дожила душа до ежедневной боли - Жизнь душе натерла мозоли. Только б спать, как постылую обувь снимая Этот мир, запыленный от бездны до рая, Мир потертый, без стелек... В нем, как гвоздики, вылезла пара Америк, Африка каши будет просить доколе? И шнурки развязались Китая... Просыпаюсь - душа надевает башмак, Вот бы сбросить его насовсем - да никак! Мне б уйти босиком в другие миры, Из которых не видно этой дыры, Те миры велики, глубоки, широки... Где старьевщик, который возьмет башмаки? Где найдется такой непролазный дурак, Что ботинки сочтет за дары? - Так бросай их, уж коли таскать не с руки! Но влезает душа в башмаки, Потому что как бросить такое - Хоть убогое, но родное... Ты от боли кривляешься, злишься, ворчишь, Кровью пачкаешь старые швы башмака, Ты, мой дух, эту жизнь все влачишь и влачишь, Где такого, как ты, отыскать дурака?