Вступительное слово Сергея Чупринина
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2003
СМУТНЫЙ ОТРОК

Лёня, Лёня… Смутный отрок бродил по коридорам Литинститута. Курил, где не положено. Читал не то, что следует. Смеялся, когда остальным не до смеха. Дерзил, кому нельзя дерзить. Немел посреди галдежа и ора.
Казался несовместимым — со всем и со всеми сразу. И, конечно же, был изгнан. Чем тоже запомнился.
А не стихами, ибо кто же в Литинституте не пишет стихов — как гладких, так и вызывающих!
Хотя…
В тех самых первых, еще неуверенных лениных строчках уже было что-то — свое. Будто надсадная нота вот этой вот именно несовместимости — и с нормою, и с идеалом.
А может быть, с жизнью.
Как и кем был он потом в Волгограде, толком не знаю. Похоже, что жил так же трудно. Слал в “Знамя” рецензии, раз от разу все более ладные и дельные, показывал, приезжая в Москву, все более и более стоящую внимания прозу.
И стихи, конечно.
Они словно бы загустевали, уплотнялись, становились тяжелее. Опыт, что ни говори. И литературный, и всякий.
…Как вдруг все оборвалось, срезалось, будто ножом. Ах Леня, Ленечка, бедовая ты голова, душа неприкаянная и с жизнью, хоть волком вой, действительно, как и боялись мы, несовместившаяся.
А стихи остались. Вот некоторые из них, только некоторые.
Сергей Чупринин
Леонид Шевченко
ДЕНЬ ПОБЕДЫ ...День Победы: синева, над головою ангел-мститель, любая женщина - вдова, любой мужчина - истребитель. Я видел Гитлера во сне, ну а потом пришла Победа. Купи мороженого мне плодово-ягодного, деда... Но дед не смотрит на меня, ему давно пора обратно, он превращается в туман, и говорит: молчи, болван. Троллейбус, почта, магазин, на рынке клетка с попугаем. Идем по городу, скользим, и пропадаем, пропадаем. Повсюду флаги и сирень, в моей руке воздушный шарик, тяжелый шарик, красный шарик. И я кричу: "Купи, купи - (и просыпаюсь) - плодово-ягодного, деда..." Над городом салют. Победа. БОРТНЯНСКИЙ (возможный вариант) Пускай земля будет хоть чем-то: пухом... Пускай ангел будет в тебя влюблен. Тридцать лет он возвращался в свой Глухов, в малороссийский Эдем, в абрикосовый Вавилон. Композитор - пловец, рыба Днепра и Стикса, семинарист стоит на ветру один. В Петербург еще не привезли сфинкса, еще реформатор не выбросил клавесин. Барокко - метафизический опыт, сделка с каким-то духом - Астарта и Азраил. А в сапоге немецком нож и бутылка горилки. Хома-философ, который Псалтырь открыл, а круг забыл начертить. Подсолнух и кровь помидора, Басаврюк с мешком вваливается в шинок. Хома-философ будет сочинять для хора, и панночка поцелует его в висок. А потом появляется Вий и пиши пропало. На шею крест, а в ладони бумажный Спас - Они орали, а Европа на флейте играла, и Глюк еще не изгнал генерал-бас. Дети за воздушным змеем бежали, редкая птица летела, порол богослова декан. И кто-то сказал: Бортнянского черти сожрали, и кто-то выпил за это дело стакан. Ах, лучше всего Венеция, бабочки, трели. Дьявол Тартини, пудреница, смычок... Потому что ангелы предпочитают Корелли, какой-нибудь легкомысленный пустячок. ЗАБВЕНИЕ САМО Сидели, пили, хавали котлеты забытые историей поэты, а во дворе на золотых коньках катался мальчик со свечой в руках. Стояли женщины на маленьких балконах, болтали критики за шахматной игрой, на четырех слонах, на двух драконах въезжал какой-то классик мировой в бессмертный город. Мускулистый Маяковский в кафе бессмертным ангелам хамил, лепил снеговика Корней Чуковский, и Фогельвейде трубочку курил. В трамвае Пушкин проверял билеты, и кто-то пел с пластинки о любви, сидели в темной комнате забытые поэты и перечитывали сборники свои - там бабочек ладонями ловили, там гладиолусы возлюбленным дарили, ходили на индийское кино и разливали красное вино. МАЙСКИЙ ЖУК Тот майский жук, который к нам на свет влетел в окно и крылышком железным стучал о блюдце. - Через столько лет я увлечен воспоминаньем бесполезным. Прилипли звезды к летнему плащу, и сказано решающее слово. Я следую традиции - ищу какого-нибудь смысла неземного. Вот жизнь подпольная: Осирис без руки, Исида пьяная, алхимиков рецепты. Быть может, все стрекозы и жуки - участники мистерий и адепты, живущие в Египте на паях, дающие бессмертие ребенку, о них еще Платон писал в статьях, их Пифагор снимал на кинопленку, они работают в подземной мастерской и выполняют план по эликсиру. Тот майский жук, который в выходной влетел "случайно" в дачную квартиру, что он сказать о будущем хотел? Какой советовал перечитать двухтомник? А небосвод над Волгою горел, футбольный матч транслировал приемник.
Леонид Шевченко родился в 1972 г. в Волгограде. После школы год учился в Волгоградском университете, потом еще два — в Литинституте. В 1993-м вышла его первая книга — «История болезни». Печатался в «Знамени» и в менее именитых изданиях. Работал сторожем, дворником, копал могилы, служил библиотекарем в детской библиотеке, занимался журналистикой. В 2000-м составил, отредактировал и выпустил в свет первый номер литературного альманаха «Шар». Вторая и последняя поэтическая книга Шевченко «Рок» вышла в 2001-м.
Убит 25 апреля 2002 года