Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2003
Каждый второй пользователь Интернета считает своим долгом обзавестись домашней web-страничкой, а если он к тому же пишет стихи, нетрудно догадаться, чем она заполнена. Натыкаясь на тысячи этих самоделок, разбросанных по Сети, поневоле схватишься за голову. Но, в конце концов, их создателей можно понять: это их территория. А где живет поэзия — никому не известно, только вряд ли в Интернете.
Тем не менее за последние годы появились и вполне профессионально сделанные поэтические сайты «широкого пользования», например, POEZIA.RU.
Он абсолютно демократичен — опубликовать здесь стихи может каждый желающий. При этом чуть ли не всякое стихотворение находит своего читателя (в большинстве своем, видимо, это авторы того же сайта), который может тут же его отрецензировать или просто высказаться. Общий уровень этих дискуссий, да и самих произведений, не особенно высок, но может ли быть иначе? Профессиональный поэт вряд ли отправит свое творение на такую «стену демократии»: серьезное искусство самодостаточно и не демократично, а если и интерактивно, то за столом с друзьями или коллегами, в письмах и телефонных разговорах. Но сам факт многолюдности посетителей сайта, тратящих время, все ж, не на что-нибудь, а на поэзию, да к тому же публикующих время от времени — и обсуждающих — вполне достойные стихи, заставляет признать культурную значимость проекта. Во всяком случае, читающих стихи становится больше. Ну а для пробующих себя в такой аудитории авторов это что-то вроде ящика письменного стола, где стихи могут «отлежаться», причем в обнародованном виде.
Впрочем, старый гутенберговский способ никто не отменял. Сами создатели сайта признаются, что предпочитают читать стихи с бумаги: монитор попросту неудобен, да и ассоциируется с рабочим местом. Мы разделяем эту точку зрения. И потому предоставляем наиболее интересным авторам POEZIA.RU место в журнале.
Алексей Ивантер. . .
Позабытый вальсок выдувает оркестр духовой. Как же странно бывает порой повстречаться с тобой, Я под звон колокольный в Престольной плыву наяву Через город прикольный в Сокольники, где и живу. Позабытый вальсок вспоминает военный оркестр, Офицерский висок, да солдатский березовый крест, А к тому ж и от луж воздымается пар и от пар, Тары-бары, и кружатся пары, и кружится парк.... . .
Там, где бесславно полег василек, складные слушал стихи я - Молча садится зуек на буек - житель надводной стихии. Ветер невесел чудесил в полях, ждали парома подводы, Милая-милая сердцу земля в серыя канула воды. Ни лошадей не видать, ни людей - мудрый народец - вразбродец. Лишь над могилкой подводной твоей утром пройдет пароходец. Ксения Щербино. . .
черт меня побери, не жена не муза не коза-дереза ни рыба ни мясо холера-зараза = жизнь, как Елена Парису - обуза но он славословит привычно: ты, как образок, прекрасна но он твердит окаянная - осиянна к ногтю! визжит но смиренно целует ногу ну же, кончай бузить! нет ни моря мне ни окияна нет магога со мной ни тем паче гога ни бога ты ли снишься мне, жизнь! ни кола на дворе ни самого двора ни мужика ни спаса но с колыбели - по локоток в серебре и звезда во лбу не тухнет не гаснет Сергей Надеев. . .
Изветшавшая шинелька - этот август обмелевший - мне уже не по плечу, Бесконечно надоевший, словно сбившаяся стелька, стелет жесткую парчу. Оскудел, поблек, продрался до локтей - куда беднее! - впору плакать и латать, Стынут стекла в галерее, лист смородины сорвался, исподволь мутнеет гладь. Вывернешь карманы - пусто. Бредили, брели по кругу с вымыслами и тщетой. Многое простить друг другу легче стало, как ни грустно, - возраст, видимо, такой. Всё уже досадно близко: дым ботвы на впалых грядках, тонкий волос холодов, Расторопность беспорядка, склянки тонущая риска, полотняный лед обнов... Утром стронешь георгины - обожжешь спросонья кожу, по запястьям птичья дрожь, Сад еще не влез в рогожу, лепит мокрые холстины, дробью высыплется дождь. То и непереносимо, что до одури знакомо, повторяясь искони: Непросохшая солома, горстка ягод, склянка дыма, пепел... - Господи, храни... Василий Пригодич ИММАНУИЛ КАНТ И в жару, и в сочельник - Напряжен, нарочит - Кенигсбергский отшельник Всё бумаги строчит. Перхоть сальных проплешин Осыпает камзол. Всё он пишет депеши: Затрапезен и зол. Всё печет инвективы (Да какие - ого!), Алчет прерогативы Обкарнать у Того, Кто бумаг не читает И не прячет в ларец, Всех жалеет, все знает - Всякой твари Творец. Протестантскому Богу (Вот педант - так педант) Неприятна эклога, Что спроворил И.Кант. И гусиные перья, Очиненные впрок, Платят в банк лицемерья Непомерный оброк. Просвещенья запросы: Восемнадцатый век... Всё он пишет доносы На родных и коллег. - Заправляешь арапа: Все смердишь, да когтишь. - Бог не любит нахрапа. Бог - смиренная тишь. Сочинитель-поборник Инфернальных забав, Кенигсбергский затворник, Ты - не прав. Ты - не прав. В мире столько игрушек (Я скажу без затей): Женщин, книжек, зверушек И хороших людей. Дивны Божьи законы: В небе, в сердце и... здесь... Храм. Распятье. Иконы. Весть богаче, чем спесь. Мария Глушкова КАК БЫ ТЕБЕ ПОВЕЗЛО? у меня не идут ни вперед - ни назад - ножки: меня рисовали в иконки: кто - в профиль, а кто - с младенцем - а я смотрела и думала: боже, ну что за рожа! лучше бы рисовали то, что пониже. тельце. лбами-губами в шею тычутся. в плечи. клетку грудную. кисти. виски и веки. а я с ума схожу - от того, что кого-то лечит - этот обряд поцелуйный калек - калеки. люблю переспелые персики. пирсинг. сливы - в пакетиках целлофановых. магазинных. шарфы шерстяные. шелковые - чтоб длинным вокруг обмотать. а не люблю - маслины - медленный вальс - мурашки - начало марта. падаю ниц. очки разбиваю. слепну. братом иду за брата. потом - обратно - тенью - в свое изголовье: ну где ты, лето? мажут коленки зеленкой и йодом - раны. ставят меня - глазами - вперед. наружу. голосят - ктовочтогоразд - форте - пьяно - мне же хочется - вниз головой - в подушку. лекарем стать в иконке. родить им счастье. полное. до безумства. чтоб дальше - бездна. без обезболивающего. в помятом платье. белом. в каком обычно берут в невесты. Глеб Бардодым. . .
В октябре облетают деревья, и обнажается суть. Так обнажается женщина в осенней квартире, на ночь одолженной. Брошенный шарфик, перчатки и сумочка отмечают в гостиную путь, и тело зябко светится в полутьме, как березовый ствол под моросящим дождиком... В октябре облетают деревья, и обнажается суть. Роща навылет простреливается взглядом. Из моего окна видно, как облака текут творожные - из ниоткуда текут в никуда, из пустого в порожнее... В октябре облетают деревья, и обнажается суть. И листья ловят парусом ветер и покидают свои перелески, и те, которые меня повсюду пасут, теряются и столбенеют, дергая за бесполезные лески. А мне, не стиснутому размером, рифмой не связанному и не обязанному тебе и судьбе, в голом лесу шагается и живется проще! ...Я стою у окна и смотрю в спину себе, дышащему свободно и уходящему через рощу.. . .
По-детски, наивно и мило, взахлеб лопотали ручьи... К оглохшему за зиму миру весна подбирала ключи! Ключи подбирала - и пела, подол по-над долом летал! Мела, отмывала от мела оттаивающий краснотал и рамы снимала, стирала, синила, белила белье... И властной рукою стирала из памяти имя твое!