Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2003
ТРУБА С точки зренья трубы, одиноко торчащей, облака появляться могли бы почаще в виде белых О-грудых, О-бедрых принцесс, отеняющих лес. Дело тут не в жаре. Видно, так одинока вертикальная жизнь ее. Одноока, все глядит она в небо и видит звезду, постоянно - одну. У трубы нету правой руки. Это тонко подмечено теми, кто думает только о греховности судеб, дымящих простор, округляющий бор. Лишь представьте на миг: силуэт в чистом небе, огромный, нелепый, как Ленин при НЭПе, что движет рукой, несмотря на зевак, как бешеный Ъ. У трубы нет детей. Это стоило выстрадать: песню можно родить, но нельзя песню высморкать. Те, что были, уплыли, став пылью дорог. В небесах - носорог. А как хочется ей почадить с облаками, и счастливо следить, чтоб тучата лакали молоко облаков, проливаясь дождем... И вздохнула труба: подождем. Угол зренья трубы дальновиден, но узок. В точке Б ее взгляда, и света, и музык предостаточно: это смеется звезда, одиночеству мзда... Как не хочется спать! Но почти африканской ночью снится она себе башней Пизанской, что, расплакавшись, вечно готова упасть... Как не хочется спать! Ах, как хочется жить и завидовать лесу, что стремится к звезде, непослушный отвесу, и в кругу календарном изменчив на вид, и чей быт плодовит. Жизнь трубы тяжела, ибо присно интимна. Да: и присна, и пресна. Оттого так противно на виду у толпы устремляться к звезде, оставаясь в гнезде. А вокруг чудеса: как зеленое тесто, поднимается лес; в нем и шумно, и тесно. В нем березы, дубы, и орет кто-то с пихты, не слушая, - чьих ты? "Я - труба. Я живу вертикально и честно. Лес за мною бежит. Уж по самые чресла добежал. Я не против. Я жду. Но дороже одиночество все же..." Быть трубой тяжело: на виду, но не вместе. Бездорожье к пруду... А вокруг, мест на двести, пляж нудистский, как амфитеатр, затерян, и на СПИД не проверен. Быть нудистом легко: на виду все и вместе. Потакает им небо, расплавленной жести в результате работы погоды подобно, и все видно подробно: виден дым сигареты прынцессы О-бедрой, и О-грудой прынцессы шрифт книги потертой, и очкарик, мечтающий в тайне с собой поменяться с трубой... Но, увы, жизнь трубы нелегка и напрасна, хоть мечта о звезде высока и прекрасна, но котельня давно уж травой поросла, и травы - нет числа. У трубы нет вещей, тормозящих пространство: занавесок, шкафов, бытового убранства, т. е. той дребедени для духа и плоти, что с плотью в комплоте. У трубы только дали, и дали, и дали, горизонта туманные горизонтали, и никто не кладет на нее свою тень, если облаку - лень. Над трубой только небо. И это - извечно. Вы - в саду, под луной... Но приходит извне, что зовется Судьбой, и глаголет: сейчас! Максимум - через час!.. Одиночества символ, со словом "труба" сочетаются в речи "судьба" и "тропа". Так велел русский Логос. Во множестве - "трупы", да простят меня трубы. У трубы нету времени, только - просторы: летний, зимний, весенний, осенний. А горы далеки и мертвы, равнодушны к звезде, что всегда и везде. Как похожа труба на поэта? Наружу он изнанкой живет. Так труба свою душу выдыхает на суд облакам. (Дым стриптиза?) В небесах - Мона Лиза. Вы идете вечерней тропой. Это страшно. Вот Луна. Кто кричит в небесах? Это - башня трубы. Вой кирпичиков в сумме и в сумрак - как гортань Имы Сумак. Плачь, поэт, над несбывшейся башней, кричащей посредине Луны, по-над чащей молчащей. Плачь, поэт, над трубой, над судьбой одиозной. Да возьмут тебя звезды. О, звезды! О, звезды...