Опубликовано в журнале Арион, номер 3, 2002
Чугунные ворота современности,
пожалуй, не откроет и огромный шекспировский ключ.
Король Лир в полдень, задыхаясь от астмы,
пихает в пасть рыбью требуху,
а вечером пересказывает блатарям свою родословную,
как похабный анекдот.
Надо отдать ему должное:
после 56-го года он прекратил всякие сношения с внешним миром
и занимался исключительно коллекционированием открыток.
Яго перемудрил с накладными раз и навсегда:
больше главбуха крупяного завода ему ничего не светит.
Гамлет скрывается в такой сырой и тесной конуре одиночества,
что месть, интрига и соперничество
стали бы для него спасительным светом.
У принца осталась одна мечта, достойная его положения, —
умереть в чистоте.
За несколько лет до смерти мастер, как известно, удалился на покой.
Я верю его последнему изображению —
застывшие глаза, грубая лысина,
и если не обрюзгшее, то одутловатое лицо
до неприятного смирившегося человека.
Отсюда и начинается наша история.
ПЯТАЯ ГОДОВЩИНА
Перед самым отходом поезда пошел
крупный снег.
Мы стояли на перроне под пронизывающим ветром.
Я спросил у соседа: — Вы куда?
— В Борисоглебск. Там я работаю на мебельной фабрике.
Переполненный эшелон тронулся.
Студент-таджик рассказывал,
как его ограбили таможенники.
Спали по очереди. Я клал ботинки под голову, чтобы не своровали.
Из окна капало прямо в пакет с пищей —
колбаса протухла.
В степях Казахстана видел лису,
которая бежала параллельно вагонам — потом исчезла.
Соседнее купе занимала парочка
с тремя детьми и все время ругалась.
Это было в порядке вещей.
Потом дружно ели.
На третий день кто-то наклал
в туалете мимо унитаза.
Проводник клеймил весь вагон.
Это выгодная профессия —
они везут товары из Душанбе в Москву
и наоборот.
Иногда попадаются.
Но выгода важнее.
Пара ехала под Нижний Новгород.
Вещи уже перевезли.
Третьи полки были завалены общим скарбом.
И только после Волгограда поезд немного разгрузился —
пассажиры выходили кто куда,
навсегда прощаясь со Средней Азией.
Потом она еще будет сниться.
В Ростове отец сказал:
— Вся Россия носила усы, закручивая вверх, —
намекая на мои лохмотья.
— Это после дизентерии, —
вяло оправдывался я.
Когда добрался до места, сбрил.
Если бы так же расстаться с прошлым.
ФРАНСУА ВИЙОН XX
О Франсуа Вийоне известно немного:
до нашего времени дошли сведения,
что он был отпетый негодяй и грабил церкви.
После одного такого грабежа и убийства
он, дожидаясь допроса, просидел пять месяцев
в каменной комнатушке в полной темноте.
Тогда преступников накачивали водой при малом допросе
и увечили при большом.
Но Вийон пришел на суд целым.
Затем его бросили в подземную тюрьму
с дырой посередке для трупов и других отходов.
Время от времени осужденным кидали хлеб
и спускали на веревке сосуд с водой.
Там он просидел шесть месяцев с мая по октябрь,
что в два с лишним раза превышает срок жизни тех зека,
которые находились рядом.
Освободили его по приказу Людовика XI,
чьи подвиги Вийон воспел.
Далее следы поэта теряются.
Историю комментирует Димитрий Панин,
проведший в сталинских лагерях шестнадцать лет.
“Зная милые нравы преступного мира,
я останавливаюсь на следующей версии.
К Вийону епископы отнеслись снисходительно,
так как не хотели стать врагами королю,
к которому воззвал урка.
Когда бандиты бежали с Воркуты,
они брали с собой овцу — “политика”,
чтобы в пути его убить и изжарить.
Думаю, такими же путями Вийон дотянул до октября,
поедая сокамерников.
Но выйдя на свободу, он перешел в разряд сук
и был уничтожен — будто канул в воду.
Один факт, что Вийон два раза пережил тех несчастных,
что сидели рядом, говорит сам за себя.
Вот и все объяснение
в свете нашего опыта”.
ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ
Памяти Льва Озерова
Порой по дороге проходят коровы с колокольчиками —
в ответ лают собаки.
Строительство за Адлером идет полным ходом:
за два года моего отсутствия
появились десятки коттеджей.
Люди стараются прихватить место с участком.
Да, трудные времена.
Хотя огород отнимает время,
но урожай все окупит сторицей.
Смотрю вокруг:
с черепичными крышами
пейзаж как-то милее.
Секвойя: вот таким и должен быть художник —
образ экстравагантности и высоты.
Ясность.
Солнце.
Я приехал сюда 14 июня —
после Туапсе, где выходило много пассажиров
и до конечной остановки так и не удалось поспать.
Здесь добираю свое.
Евгения Петровна активно общается с кошками и собаками,
как будто они члены семьи.
Она сторожит жилище, одна,
вот и вступила в диалог в животными.
В детстве мы, помню, спали в саду,
и огромные яблоки в полночь падали на землю.
Как будто вздрагивала тишина.
Мама поднимала и нас семерых,
и еще четырех племянников.
Ее брат пил,
и когда появлялся, всегда хлебал бражку.
У покойницы скоро день рождения.
Как жизнь в Гулькевичах?
Конечно, конечно, пятый этаж не мед.
Прохожу по саду: вот прообраз рая,
возделанный шершавыми руками
выдворенных навсегда.
Пробую малину и ловлю себя на мысли,
что ее так же собирали и триста лет назад,
и больше.
Грущу.
Долина Святого Духа.
Село Верхневеселое.
Июнь.
После девяти я сижу у затемненного окна
и смотрю, как летают, мерцая, светлячки.