Вступительное слово и публикация Анны Тоом
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2002
Недавно исполнилось 80 лет со дня рождения Леона Валентиновича Тоома (1921—1969).В юности он был актером знаменитой студии Алексея Арбузова и Валентина Плучека. Во время войны студия стала фронтовым театром и выезжала со спектаклями в Среднюю Азию, в Полярное, на северный и центральный фронты. В те годы вместе с Леоном Тоомом во фронтовом театре работали Александр Галич и Леонид Агранович.
В 1945-м его призвали в действующую армию, зачислили в эстонский стрелковый корпус. Так он впервые попал на родину предков, и она покорила его. С ней он связал свою дальнейшую профессиональную судьбу.
Как и его мать, эмигрантка из Эстонии писательница Лидия Тоом, Леон стал переводчиком эстонской литературы на русский язык. Работал со всеми жанрами, но предпочитал поэзию. В начале 50-х он окончил Литературный институт им. Горького, был принят в Союз писателей. В годы “оттепели” в его переводе вышли первые книги эстонских поэтов. За двадцать лет литературной работы он перевел произведения более тридцати эстонских авторов — классиков и современников.
Легко осваивал иностранные языки: переводил также французскую, немецкую, польскую, финскую, венгерскую, чешскую, словацкую, латышскую, литовскую, бельгийскую, итальянскую поэзию.
Но о том, что он сам писал стихи, знали немногие. Он не читал их в компаниях, крайне редко публиковал. Единственный его поэтический сборник издали уже посмертно.
Леон Тоом — одна из самых романтических фигур литературной Москвы 50—60-х годов. Человек блестящего ума и неотразимого обаяния. Великолепный спортсмен — отважный, рисковый. Немногословный собеседник, любимый всеми за проницательность и юмор. После 20-го съезда его острота “поздний Реабилитанс” облетела всю столицу. Друзья поэты посвящали ему прекрасные стихи. Одно из них принадлежит Давиду Самойлову:
Прощай, беспечный гений!
Из всех твоих умений
Остался дар разлук…
Леон Тоом был из тех литераторов, кто в трудное для страны время сохранил достоинство. Он заслужил, чтобы о нем помнили.
Анна Тоом
Леон Тоом
В ПОЕЗДЕ
было в нем пятнадцать окон:
справа — семь и слева — восемь, —
прямо выставка картин.
А дорога проходила
через лес и почему-то
справа были — лишь березы,
слева — ели и сосна.
Солнце било прямо в крышу,
и темно в вагоне было,
но зато деревья ярко
были все освещены.
И мои пятнадцать окон
все светились, как картины,
что висели аккуратно
в черных рамах на стене.
Справа были лишь березы,
слева — сосны лишь и ели,
слева был могучий Шишкин,
справа — только Левитан.
В два ряда они висели —
все отличные полотна.
Старикам пришлось изрядно
над картинами потеть.
Это были их шедевры,
первоклассные творенья,
и картин ни до ни после
лучше не было у них.
Слева был могучий Шишкин,
Левитан могучий — справа,
слева было ровно восемь,
справа было ровно семь.
Я подумал: хорошо бы
написать такую стенку —
иль березы, или сосны —
в самом деле хорошо!
1952
В ДОМЕ-МУЗЕЕ И.С.БАХА
(из туристского блокнота)
а я хочу воспеть благоустройство
средневековых маленьких земель,
все эти Эрфурты и Эйзенахи,
где так привольно расплодились Бахи
и где на пасху пела карусель.
В покоях, расположенных над хлевом,
от клавесинов пахло теплым хлебом,
который никогда не подгорал.
Помилуй, Господи! Ведь клавесины —
не просто сумма струн и древесины,
а если так, тогда и хлеб — хорал.
Наука хлеба и наука звука
переходили к правнукам от внука,
и если земли затевали спор
о первородстве, то не футболисты
решали этот спор, а органисты
и две земли, сошедшихся в собор.
Почетом и особыми правами
платили органисту, и дровами,
чтоб к службе не остыл среди зимы.
А он платил приходу сыновьями,
учеными своими соловьями,
весьма изрядно певшими псалмы.
Германия, Эйзенах
1957 (?)
. . .
Шел снег. Он падал и белел.
А комья черные чернели.
А человек на снег смотрел
и грустно думал:
— Неужели
опять зима, и зябкий вздрог,
и на лице снежинка, тая?
И чей-то чудился упрек,
и снисходительность чужая.
1951
Публикация А.Тоом