Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2002
ПЕРЕХОД “...есть вода, холодная вода, пейте воду, воду, господа!” Народная песня Ларек в подземном переходе. Портрет Высоцкого Володи. Какой-то юноша на взводе в дуду дудит, цветы нарциссы и тюльпаны, мужик с рукою деревянной ругает Ельцина, он пьяный и инвалид. Дворняга спит себе под урной, дитя с картонкою, фигурно на ней начертано: что трудно без средств, что он отстал от поезда, сестричка его больна. На электричку бежит толпа. В углу синичка клюет батон. Играет девочка на флейте. — Потомку Пушкина налейте! — Эй, совесть все-таки имейте — здесь не сортир! — Для всех работа, график вольный. — Ты что, дурак, пусти, мне больно. — Единый по дешевке школьный. — Сырки. — Кефир. — “МК” с программой на неделю. — Здесь так сквозит, а я потею... Есть “Коммерсант”, журнал для геев, вчерашний “Труд”. А рядом с киндзой и укропом стоят две тетки. С эфиопом спешит красотка. Гороскопом торгует плут. — Милчеловек, ты бультерьера не купишь? — Граждане, за веру и за царя подайте! — Стерьва, уйди, убью!!! Трусы, белье — 8 Марта. Экспресс-гадание по картам. Тип на гитаре: “Тада-тада” и ай-лю-лю... Менты поймали гражданина Хохляндии. Теперь причина есть обобрать его. Мужчина уж сам не рад, что на последние купоны привез в столицу два батона колбаски... На нее влюбленно глядит сержант. У стенки видеопираты кином торгуют: есть “Сто пятый отряд”, “Маньяки”, “Вкус помады”, “Месть паука”... Сектанты ходят с толстым томом и лезут в душу к незнакомым, их посылают — им к такому не привыкать. Лотки с тортами, пивом, жвачкой, угрюмый некто с толстой пачкой зеленых. В воздухе табачный кружится дым. И аромат духов отборных, и вонь общественной уборной — все перепуталось, и в горле скрипит кадык. — Мадам, желаете портретик? Ес, ес... э... пикчер! Битте, лэди! Для образца — Мэркури Фрэди, Ван Дамм, Толстой... Но лэди то ли давит жаба, а то ли рисовальный жанр не для нее — вобще из Штатов клиент гнилой. Тележку, полную тюками, простая женщина с зубами из золота толкает, даме никто помочь не вызывается, щас нравы, увы, не те, что раньше... Справа стоят рядком — здесь можно крабов купить и скотч. Старик торгует детским мылом, а инвалид швейцарским сыром: — Бери побольше, чтобы было, сырок ништяк! Старуха — Magnой и LMом, другая Bondом и Кэмэлом. И непонятно с чем-то белым стоит чувак. Там глубоко внутри под полом все время мчится поезд — полу- пустой или народом полон — не важно. Пол дал трещину, и в щель у люка ныряет крыса, этим скуку развеяв: вопль, волна испуга, холодный пот. Плывет толпа: в мехах гражданка, студент в пуховике, в кожанке бандит, за ним, ступая шатко, в ушанке дед. Плывут, меся ногами жижу, вдоль автоматов. — Можно Мишу? — Витек, я ничего не слышу! Ты слышишь, нет? Здесь хорошо, здесь ливень с неба не настигает бабку с хлебом, ту с солью, эту с редькой, с репой, того с рукой протянутой, и марш славянки ласкает слух бомжа и янки, и тех, кто движется на пьянку, и кто домой. И так с утра до ночи — кроме самой лишь ночи, как микробы в утробе города особо опасны и безвредны, если нас на выход влечет — то это чей-то выдох, а если к входу — вдох, и мы тут не властны, и ничто нас не свернет — ни локоть, ни лоб — упрямо — прямо — боком мы прем, не различая оком твои — мои, и встретит нас в конце туннеля не белый свет, а видный еле рекламный щит о пользе геля для всей семьи.