Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2002
. . . Эта осень все перевернула, шар земной сорвался с передач. Детвора сопливая вспорхнула с бревнышка и дружно ищет мяч. Только он куда-то закатился, завалился незаметно в щель. Не нашли, и дождь засеребрился, расплылась кругами акварель. Обезлюдел кривобокий дворик, обесцветил радужный прикид. Только дядя Ваня-алкоголик на скамейке розовой лежит. Может быть, не чувствует нисколько, не берет ни дождь его, ни град. Может, по нему такая койка? Может, умер пять минут назад? И теперь блаженно отдыхает, растянувшись сладко, навсегда. Мяч в канаве медленно всплывает. И течет, течет, течет вода. . . . Я знаю — все будет нормально, Не сдвинутся с места дома. И эта гостиная, равно и спальня, Навеки, навеки права. Захочется к вечеру разнообразья — Взгляни в торцевое окно: Рябина развесила спелые грозди — Морозное волокно. Как лают московские сторожевые На небе, в звездах, высоко! Где все обитают пока что живые, А может быть, нет никого. ЗАБВЕНИЕ Все книги позабудутся. И так я и сейчас почти совсем не помню, где и когда летал Экзюпери, что было напоследок с Фортинбрасом. Не помню, как тоскливо и ужасно быть у коня троянского внутри.