Ирина Ермакова
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 1999
Ирина Ермакова ВЕСЬ ЭТОТ ДЖАЗ *** Улитка - это вам не хвост собачий в репьях, рубцах, щетине беззащитной, угодливо-вертляво-торопливый, улитка - зверь, по сути, не горячий и терпеливый. И дом на ней. И если дом запущен, она наводит медленный порядок, лавируя в траве среди тетрадок, ботвы, осколков и кофейной гущи, полна отгадок. Божественно, по собственной охоте она пейзаж меняет, воздух, лица, и если начинает горячиться, искрить, сметая все на повороте, - то дом - в полете. Он был давно запущен, он летит над грядками, над островом Итака, над морем, где с причала без обид восторженно следит за ним собака. ПЛАВАНИЕ От Одессы и до Лиссабона В сольных каплях солнечной смоле По воде то горькой то зеленой Полыхает поезд кораблей Журавли красавчики линкоры Полный список незабвенный ряд И сидят на реях гастролеры Лабухи высокие сидят Джаз играет самое известное С присвистом с волнением - с огнем Банд играет самое приличное Между Лиссабоном и Одессой Зависает въедливый мотивчик И горит живьем Занялись литавры тают трубы Пилит воздух взмыленный смычок И флейтист облизывает губы Сладок дым снующий между строк Накрывается горячим блюзом Ор и скрежет и авральный звон Рок играет рыбам и медузам Под бисовку кругосветных волн Так и плыть бы весело как жить Угли дорогие ворошить В искрах по ликующему строю Сквозь огонь и пройденную медь Сквозь Москву Одессу или Трою В воду терпеливую глядеть ПОГРУЖЕНИЕ оркестр играет на плаву - земля упразднена земля на дне играй до дна играй как я живу играй на всё - дрожат басы пережигая такт идут шеренгою часы сбиваются на так оркестр играет никому играет как сбылось уже по барабан ему волнистый купорос и дирижер прозрачно тих его глаза - слюда часы смываются на тик сплывают навсегда труби аншлаг играй за так родимую чуму набух на дирижере фрак уже по бабочку ему тяжелая вода и брызжут чортики с листа и флейта налита и саксофон с морской травой и с контрабасом спрут оркестр играет как живой часы плывут плывут они прихлынут о заре - кипящий малахит и в каждой капле страсть шипит и в каждом пузыре и в каждом солнечном зрачке горит по янтарю играй же - это я тебе как рыба говорю играй мой свет сыграй хоть раз ведь мне видны со дна вся эта жизнь весь этот джаз вся эта тишина *** Толчея на Приморском бульваре, озноб от вестей, раскаленные свечи каштанов подробности сеют: все видали, как в сторону моря спешил Одиссей, обнимая за смуглые плечи свою Одиссею. Но жена - не война. Прекрати. Надвигается шторм. Проклиная моря, бабью дурость, обрыдлые слухи, прекрати, говорит, на неделе вернусь, и потом - даже Дюк меднокожий и тот зеленеет в разлуке. Даже свечи каштанов забытой отчизны коптят, даже море чернеет, со дна подымая терпенье, и последнюю тысячу лет на Итаке не спят, отражая волненье, потемкинские ступени, и жена - не страна. Задирается нос корабля, поперечное небо на палубу косо ложится, напрягается воздух, в бинокле мутнеет земля, превращается в точку зареванная царица. Во дворах в предвкушении шторма трепещет белье, ибо родина - небо любое: Итака, Одесса... Афродитой клянусь, ты и так не забудешь ее, как сказала одна античная поэтесса. *** Ты рыба Твой мир вымощен аквариумным блеском Ты разводишь разноперых человеков За толстыми стеклами Ты покупаешь им корм На человечьем рынке Когда у Тебя случаются деньги РЫБАЛКА В лучший полдень в Коломенском с удочкой в легкой руке Можно все что угодно увидеть в прозрачной реке Кувыркнулся Басё замелькали киты голавли Вдоль сияющих маковок мимо цветущей земли Проплывает прохладное облако-лотос и в нем Тает белый налим заряжённый недвижимым огнем В лопушиной тени в разволнованной глубине Над расколотой гипсовой маской на глинистом дне Пузырятся мальки караси наезжают на них Суетится косяк соглагольников дивных моих Кто-то слишком знакомый тяжелым виляет хвостом И теченье о сваи молотит его под мостом Пишет рыба летучая петли над летней водой Юный Данте хохочущий рыбкой скользит золотой От венка оторвавшись качается лавровый лист И раздутыми жабрами водит за ним пушкинист Кверх ногами всплывая цветы рассевает Бодлер И наощупь тростник голосящий ломает Гомер Жизнь текущая частная - брызги и солнечный пир Вот игра вот игла вот икра вот Назон вот Шекспир Искры - шар воспаленный - полдневный полуденный жар Раскаленный Рыбалка - солнечный держит удар Всякой рыбке - своя тишина свой восток или срок Вот блеснул чешуей вековою серебряный Блок Извивается век закругляет краснея свой ход Негасимый намокший бумажный кораблик плывет По трубе и по борту растекшиеся слова Ярко-желтая зелень да черная синева А волна за волной закипая уходит на Ост Голубым плавником потрясая ныряет Христос Голова Его кружится кружится и плывет И горячая удочка втянута в водоворот *** В отраженной речке молча идет барж┬а - первомайская полночь, лунное загляденье - на корме, укутавшись флагом, спят сторожа и растут: сторожа, как дети во сне, - растенья. А фонарь кормовой качается, метит лица, одиночка ночи распахнута. Пусть им снится: нож ботаника, запах резаной древесины - красно-белый, державный, переходящий в синий; подмосковная дичь - резвится в кустах куница, красноперка, готовясь к лову, ходит по дну; лунный стебель в дверном глазке... сон ветвится - молодая листва тянется на луну. Молодая листва, черная, как вначале, да цепной родной железный скрип на причале, из набухших корней - побеги, вольная воля, эй, на барже, что вы там, правда уснули, что ли! Полный рост. Полнолуние. Полное естество. Ох, и балуешь меня, Господи. Для чего? ПАН Ловкий игрец у парного ручья затаенный Тихую панику сеющий в заспанном чистом эфире Пан козлоногий рогатый вонючею шерстью обросший Как упоительна нежная флейта твоя Где ты обрывки речей этих бульканье лепет рычанье Где ты украл эту млечную музычку лабух бесстыжий Что позволяет себе она щелканьем лестью сверлящей Медоточивая подлая флейта твоя Первая ранняя пташка прочистила хриплое горло Дикие вепри очнулись и темные острые травы Выполз лениво из лилии влажной Эрот пухлощекий И полетел на манящую флейту твою И потянулись друг к другу спросонок влюбленные твари Теплая дрожь пробежала по водам по листьям по спинам Вышла из мрака седая с перстами багровыми Эос Чтобы послушать горячую флейту твою Рвет ли исправно сердца твой манок хитрозвучный Трепетным нимфам в кизиловых кущах и толстым поэтам Гневным богам и пастушкам в морозных московских постелях Мертвым солдатам пропавшим в далеких горах Нам что за дело мы всё это честно проспали Зря ты дудишь заливаясь над нашим сугробом В самое ухо не дуй так противно так жарко так сладко Ближе еще о прохвост ненаглядный - свисти Так доигралась победная флейта Великого Пана! *** Цветет шиповник дышит перегной Вы так нежны как будто не со мной В лугах гуляют девочки и козы Качает цепи ветер продувной Я чувствую грядущее спиной Пока Тургенев бродит за стеной Пока он пьет один в своем Париже Он тоже не болел он тоже выжил И расквитался с тяжестью земной На вскидку - бес но бабочка - на свет Он пишет мне в ответ японской прозой Как хороши как рыжи были розы И ставит подпись: Мятлев Гасит свет И в темноте - тупым шипом изранен Вскочил ругнулся разорвал конверт Хихикая исправил: Северянин Цветет шиповник Я сплю уже не помню сколько лет У нас в раю зависит все от дозы В лугах летают мертвые стрекозы Сыграл свое - а там - Париж потоп Еще глоток? Мистификатор горячится чтоб Успеть свежезарезанные розы К утру подкинуть в мой хрустальный гроб