Поэзия. Генрих Сапгир. СОБАКА МЕЖДУ БЕЖИТ ДЕРЕВЬЕВ
Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 1995
Генрих Сапгир
СОБАКА МЕЖДУ БЕЖИТ ДЕРЕВЬЕВ
СОЧИНИТЕЛЬ
Куски идиот клеил реальности
вкривь — вкось, пейзаж — на лицо
лестницу — на небо, вечер — на утро
радость — на ужас, хохот — на смех
а оборачиваясь идет между
все примеча в солнце снегу
женщина голубь витрина медью
волосы — со смыслом просветы в толпе
прошла пролетел промахнуло проехало
шарфом губами веером перьев
и не успело — ветром смахнуло
что заставляет клеить и жить?
самоотверженно и — улыбаясь
ложку проносишь мимо лица
ни на монетку не ошибаясь
пальцы считать и считать без конца
помню вчера разговор электричкой
вдруг набежал из-за сосен и дач
и развернувшись лодкой-моторкой
в снежное поле ушел по кривой
черная точка выросла волком
волк подбежал и виляет хвостом
и не успел разобраться я толком
вижу: приятель в поле стоит
окликнул — чужой… обозналс в метели
платформа встречаю уходит вагон
в городе — комната двое в постели
сжал — захрустели твои позвонки
лезут глаза твои в разные стороны
за ухо рот зацепился крючком…
клочь обрывки ошметки истории —
все расползается! — всю сочинил
ДЫМ
дом дым седая проносит мимо
хворост сад еще голый картина
вполне мирна если бы дом из дыма
не поблескивал зловеще окнами на закат
зима во Франции — стоп! весна на Кавказе
старость писател значит из детства видишь
прошел почтальон корявым лицом
смотрит крестьянин на красную майку
с мор треплет ее на веревке — крышей
небо очерчено резко (но это уже из других
воспоминаний) хотя почему здесь съемка?
мокра рыба макрель — сползает лангуст на доски
если это не Греция или хотя бы Алушта
то на земле я не жил не бежал вниз по булыжной
круглой не пил божоле не держал
руки пьянея твои от восторга Ницца
нет скорее всего пасмурный Балтики
день нет меня потому что я здесь — сквозь штакетник
белым и черным мелькает там на участке
юбка и блузка — сетка и сосны — мяч
то ли ушло то ли еще не вернулось — время
томит предчувствием жизни — шерсть одеяла
на свет иглами колют звезды
теплое эхо с гор — силуэт — Карадаг
ХУДОЖНИК
я — бородатое здание: брови очки и двери
рыбки — в аквариуме, буря — на чердаке
вытащил холст ВОЗВРАЩЕНЬЕ ЭСФИРИ
пыль оботру — видишь: факел в руке
так и живу: койка краски тряпье
лица мерцают зато одинок
охотник в кроссовках из лесу пришел
краплак или кровь и следы на полу
в двери стучат и в холст барабанят
руку как глину с земли подниму —
кленовыми листьями бабочкой станет
рисую на ощупь темно на свету
грифелем мягкий лицо проявитьс
штрихи и потертость — из детской свет
так притягательно мокрый и блесткий
сохнет при лампе ляпнутый цвет
из темноты ты меня разрисую:
ляжки на лбу и ступни на плечах
«любишь» «не любишь?» окно сотрясая
волны волос застилают Москву
(пока одевается) твой отпечаток
на простынях моих гипсом залью
крепка вся — кукурузный початок
нате любите подмышку мою
дылды и дуры: «не знает натуры!»
хмуро: «неточность!» дыры: «подмена!»
белые стены картонных стаканчиков —
льется и льется красное из
обводы обвалы цветы и бараки
кисти вскрываясь как раки хрустят
рыцарь и царь — на груди моей знаки
трон мой — помойка а птица — дрофа
СПЯЩИЙ КЛОШАР
в коробку заполз и газеты шуршат
изморозь на камне… свечу погасил…
как тепло и влажно в материнском чреве
красное в пакете — согреюсь изнутри
встречала махала крылом опахала
глядя из рая и негр нарисованный
падают розы когда запрокинутый
в кожаных диванах Лувра тишина
так всю зиму грелся на решетке метро
треснувшею фреской небритое лицо
ночью на скамейке нога как будто в гипсе
прощай! ты улетаешь в мурашках и цветах
здесь всюду ангелочки высоких переплетов
столько стульев — кашель спящие кругом
дожди и мрак пронизывает… будто сумасшедшие
проносятс машины — и Сена поднялась
на опушке парка камень спит без памяти
плещетс все ближе — где-то у щеки
желта как пиво казарму затопила
а ведь были лучшие мадам ученики
оттого что черный стеклами парадного
медный колокольчик за полночь швейцар
и когда ладонью снизу вверх от ягодиц
не дает ложбинка девушке уснуть
а когда дождались жалюзи и кровли
посыпались стекла — стреляет и спит —
из машины валитс весь от крови мокрый
трудно просыпаться дымясь на мостовой…
города и годы темные как воды
свесился — спишь головою в Париж
наклоняясь светитс Эйфелева мама
и не понимаешь что с нее летишь
СЕНТЯБРЬСКОЕ УТРО
1
весна! ну конечно все ясно: весна
первый признак — облетают листья
легче золота сусального на жести —
на пруду где слава вся отражена
лишь хвоей топорщатся (нет не уверен
что правильно их называю) еноты?
в парке толпятся сплошь дикобразы
чуть зажмуришь — чешутся иглами шебурша
2
жизнь идет в основном к началу
детским глазом глядит сыроежка
кошка там кричит или птица
лица там сквозят или листья
неуверенность незащищенность
в каждом жесте своем в каждой мысли
ухватила понесла сойка хрипло
сам забыл о чем думал в орешник
станешь стану скоро младенец
как зовут орешник забуду решка
решка решка — и ночь и деревь
и луна и решетка веток и кошка
а потом не стало ни любви ни страха
пятаки погоны как назвать листочки?
ласточки? жена? мама? вспомнил!
это сойка кричит по-кошачьи утром
ДОЛГО ЖДАЛ СВИДАНИЯ, ВСТРЕЧИ С ТОБОЙ.
Но теперь в сумерках города кажется мне этот вечер лишним,
куда себ девать и что делать с этим пустым временем?
пятница сошла с календаря
целый вечер протянуть — но куда?
спрятать в ящик? в карман пиджака?
перепрыгнуть в субботу — и шабаш?
полный семечек красными круг
светофорами площадь полна
не проскочишь — скрипят тормоза
указатель: о н а — это ты
бледные зеленым волосы луны
освещает ресторан: не она
глаз течет ни дня ни меня —
все обшарил — пустой календарь
МАСТЕРСКАЯ
церковное здание желтое осень
входят иду через двор небо
вижу его со спины лаковый
кузов проносится там отражаясь
выпукло вдоль фасада зима каркают
две мерзлых доски капель оттепель
теперь — проходила она — предчувствие:
волосы наискось ворон деревьев
растрепаны сырость досада давнее
достает (к тому же не греет) к подъезду
солнце ладонью перила мешок
гипса… ПРАВИТЕЛЬСТВУ (обрывок газеты)
дверь цинковая звоню звонила
(до меня без меня или не было вовсе)
всегда вдали — теснота мусор
гола лампочка — вглубь коридора
… девичью грудь (даже задохнулся)
сжал сживаю с полок пустоглазые
белые смутно твои губы
боже! раздвинулись взял беру
головы голые торсы фанера
зимние окна но лезет воздух
пыль пахнет холод кубами на выброс
бутылки толпятс такой уклад
мастер глаз египетский живо
на все реагирует между тем руки
тяжелые вены черствых ломт два
(сами из глины) месят и гладят
из каждой стены из любого угла
желание радость отчаянье гнев
разбей эту форму — там черный от клея
фрагмент обнажаясь кричит: не могу!
построим леса и пробъем потолок
разобрана крыша — десять этажей —
насквозь — задрав голову снизу:
нет ничего но лихо придумана!
мы ее — в синий голову белая
Зевс Джомолунгма в белилах штаны
Гаргантюа смотрит Родиной-матерью
труба протекает — а! к девкам звони
вытерев руки услышал: вскипел
чайник о ветошь седой и лохматый
сахар крошится сухари «присаживайся»
треснула чашка читает стихи
ПОДМОСКОВЬЕ
собака между бежит деревьев
утро и снег к дальнему корпусу
жемчужное смотрит — сорока осыпала —
небо в березах — хлопья с окна
люди или радио — все равно проснулись
новый или давний — четче и светлей
то ли прилагаетс то ли привыкает
когда просторно и много воздуха
идешь иду идет я вижу
видят меня: вот он — слабо любопытствуют
к воротам автобус собака понюхала
тут была! где она? — сумка с теткой
снег упал в снег — и сразу приблизился
рокот — катер в марте? прямо на шоссе?
скорей электричка — и зеркало озера
вдаль рассекая она удаляется
солнце и фанера — сырость и шкафы
в пустующей ходят… щель на цепочке
это уже осень: золотые шары
сунул конверт: «вам? почта»
«что бы это…» шарит «как всегда» очки
штемпель — захолонуло — сразу запотели
«так и знала» все темно… полотенцем вафельным
обтиралс по утрам… в Крым еще хотели…
ржавчина окрасила (грузовик и выстрелы)
брусь эстакады — строили зека (когда-то)
в электричке душно — взяли бы да выстирали
всю эту толпу — сквозь туман закат
вот неярким парком толстый нос в ушанке
на крыльце по-прежнему крутятся хвосты
«света нет» «монтера нет» «срочно» «подождете»
век бы оставаться — уедем поскорей