Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 1994
* * *
Отныне я буду об этом умалчивать и таиться,
а не говорить возвышенно и серьезно:
Я тебя узнала! Это ты!
Ты смотрел на меня глазами моего детского страха,
скрипел половицей,
пахнул после грозы молодой зеленью,
шевелил ночные кусты.
Был со мною незримо в комнате — и воздуху
становилось тесно.
И — раскалывалось в окне стекло,
и опять — никого…
И было уже мне все о тебе известно
еще до того, как жизнь начала об этом заботиться,
еще до того…
Пусть неузнанное — проползая ли, пролетая,
пропадая бесследно в бездне, горя в огне,
и расклевывает меня, и крошит, как птичья стая,
но — узнанное принадлежит мне!
* * *
Начинается поединок заглавных букв.
Закат
пишет себя размашисто, и пока его много,
Вечер выкатывает свое важное «В»,
к нему же пристраивается Ветер и Вертоград,
и твое прописное «Ты» высится до небес и почти
достигает Бога.
Все это подошло бы тонкой материи — батисту, шелку —
или глянцевому листу,
приличествовало бы заголовку, имени и названью или
началу прозы, забегающей в темноту
и путающей сюжеты, времена, шрифты и стили…
…Каждая неверная фраза, написанная мною,
потом,
ползая по земле не щадя брюха,
в ночном кошмаре ко мне заявится
и ужасным ртом
будет себя нашептывать мне в самое ухо.
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПРАЗДНИК
«Да если Господь не захочет — ни нога твоя не
преткнется,
ни аспид из моря не вылезет, ни василиск — из леса», —
так уверял меня бывший начальник волжского
пароходства,
по беснованию скрывшийся в монастырь и победивший
беса.
Так поднимал он добрую чарку и пил во славу
праздника Рождества Христова, наставляя благою вестью
эту овцу заблудшую,
эту поруганную державу,
эту меня, рухнувшую в одночасье,
как дом — всей жестью.
И был он похож на Угодника Николая — так аккуратно
белые кудри его лежали, наподобье вспаханной пашни,
так тщательно были отмыты волжские пятна,
начальственные подтеки, пароходные шашни.
И пока он показывал старые фото: себя — в лычках,
погонах
и щелкал по ним для острастки, не щадя натруженных
пальцев,
все отчетливей становилась на небосклонах
Вифлеемская покровительница — Звезда скитальцев!..
…Я пыталась держаться за стены храма,
за столп идеи,
и за букву Слова,
и за эту землю, как за добрую сбрую.
Только нет, оказалось, никакой иной панацеи,
кроме спины, на которой пастырь тащит овцу худую.